От земли до рая
Шрифт:
Сглотнул. Растер виски.
– Ну, не получилось – и хрен с ним, – отмахнулся я.
– Рассказывай, что там у тебя, а дальше что-нибудь придумаем.
Я даже облегчение испытал от того, как просто все решилось. Хотя бы с этим… Вновь подошел к бару и взялся за бутылку.
– Почему сразу - не получилось? – раздался напряженный голос Лили. Я замер, так и не донеся стакан до рта. Обернулся:
– Ты ведь сама сказала, что должность в моей компании не приблизила тебя к цели. И раз уж речь зашла о твоем проекте, я так понял, что ты
– Вы неправильно меня поняли, Ян Львович.
– Ты не станешь мне о нем рассказывать?
Признаться, разговор начал меня утомлять. Как и Лилино совершенно непонятное мне поведение. А Лилю, похоже, стал утомлять я… Она тяжело вздохнула. Обхватила свои руки чуть повыше локтей ладонями и, глядя куда-то в строну, негромко заметила:
– Я вам обязательно расскажу о своей технологии. Но только потому, что вы, Ян Львович, сами заявили о своем интересе… - а потом резко обернулась к двери: - Соня! Ты заходи, что ж ты в проходе топчешься, как неродная?
Я резко повернул голову к двери, в которую как раз, виновато улыбаясь, вплыла София. А следом за ней моя мать… Все интереснее и интереснее. Я вздернул брови, по очереди разглядывая этот бабский батальон. Внутри поселилось странное чувство, которое я не мог описать. Нехорошее сосущее под ложечкой чувство…
– Так вы мне, наконец, объясните, что происходит?
– Лиль? – нерешительно покосилась на подружку моя дочурка.
– Объясняй. А впрочем, нет… Погоди. Я сама.
Лиля открыла серебристую сумочку, достала телефон и что-то быстро настрочила.
– Па… Похоже, тебе стоит проверить почту, - оскалилась в акульей улыбке Соня. Я не понял, в какой момент наша беседа с Лилей переросла в этот фарс… Но, может, так и лучше. По крайней мере, удавка на горле ослабила хват. Подыгрывая собравшимся, я достал телефон. Демонстративно открыл почту. И тут же отвлекся, потому что из-за всех этих глупостей, оказывается, пропустил одно важное сообщение… Открыл. Прочитал. Несколько раз прочитал, прежде чем до меня дошло. Я резко поднял взгляд и впился в раскрасневшееся лицо Лили.
– Это твой проект? – тихо и… очень недоверчиво спросил я.
– Таки у него что-то с мозгами, - как сквозь вату донесся голос матери, на который я, впрочем, не обратил внимания.
– Мой… - подбородок Лили приподнялся чуть выше. И я вообще не знаю, как так получалось, но, при ее росте, она каким-то образом умудрялась смотреть на меня сверху вниз.
– Расскажи о нем…
– Непременно. Мы ведь, кажется, согласовали дату презентации… Только что.
А потом она просто ушла. Вот так. Взяла и ушла. И Сонька рванула следом. Я двинулся было за ними, но дорогу мне перегородила мать.
– Отойди, мама!
– И не подумаю.
– Неужели ты не понимаешь?! Мне нужно с ней поговорить…
– А мне показалось, будто Лиля сказала тебе все, что хотела.
Да ни черта! Мы ведь вообще ничего толком не обсудили! Ни приставку эту, ни… Черт! Я растер лицо в безуспешной попытке увязать в голове прошлое и настоящее… И чем больше я об этом думал, тем хуже мне становилось. Одного распахнутого настежь окна явно было недостаточно.
– Мам, дай я хоть на улицу выйду!
– Да иди куда хочешь! Только к Лильке не лезь!
– Почему? Что она тебе такого плохого сделала?
– Плохого? Дурья ты башка! Да я Лильку как родную люблю.
– Что-то незаметно!
– Это потому, что у тебя дальнозоркость! А то, что у носа, ты в упор не видишь.
– Господи, бред какой…
– Бред – не бред, а пока не поумнеешь, к Лильке и близко не суйся. Она, вон, только-только крылья распрямила. Вот и пусть летит. На тебя мы уже насмотрелись. Теперь ее очередь…
– Слишком образно, мама. Из твоих слов ни черта не понятно, – рявкнул я, вернулся к бару и таки прикончил то виски.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты хотя бы представляешь, как эта девочка тебя любит?
Я поморщился. Вцепился руками в стол.
– Ты себе что-то придумала. Так не бывает.
– А как бывает? Ты уверен, что знаешь?
У меня не было ответа. Не было… Но от одной только мысли, что это все может оказаться правдой, что она действительно может меня так любить, меня охватывало какое-то сумасшествие. Оно горчило на вкус и было душным, как июльский полдень.
И только одно с другим не вязалось. Те подслушанные слова…
– Я слышал ваш разговор.
– Какой разговор?
– Тот, в кухне… Когда Лиля сказала, что таким, как я, нельзя отказать.
– И что?
– И что?! Ты серьезно вообще? Да она, может, и не хотела меня. Не хотела, понимаешь?!
– О, господи, дай мне сил на этого идийота! Это она не хотела?! Да она хотела даже больше, чем ты бы мог ей дать в тот момент. Только еще сама того не понимала.
– Откуда тебе знать?!
– Это все знали. Только ты не замечал… И знаешь, что, мой дорогой? Если ты и сейчас ее по достоинству не оценишь, то грош тебе цена. Она же для тебя… Неужели ты не понимаешь, что она вообще… все для тебя? И эту чертову фирму для тебя… и все, за что бы она ни бралась. А ты сейчас за ней пойдешь, и что? Ну, вот что ты ей скажешь?
Не знаю… Я не знал, что на это ответить. Я пока это даже в голове уложить не мог. И с тем, что дрожало внутри, справиться.
– Ну, и что же она, по-твоему, хочет… услышать? Чего вообще она хочет от меня?
– А ничего сверхъестественного, сынок. Ответных чувств. Только знаешь что? Пока ты не убедишься, что они не уступают ее собственным, к Лиле не лезь. Испортишь все. Потому что меньшего она не примет. Даже от тебя.
Выпалив это, мать ушла. А я постоял еще посреди комнаты. Потом вернулся к столу, осторожно достал из пакета приставку, старые картриджи… И долго-долго сидел, задумчиво поглаживая пальцами пожелтевший от времени корпус.