Отблеск безумной звезды
Шрифт:
— Какие стихи, какие стихи! — мечтательно вздохнул Иван. — А вот это, вы помните: «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный волны, плеснувшей в берег дальний…»
— Почитайте, Ваня, — сказала Кристина, с ненавистью глядя на Кирилла. — У вас удивительно хорошо это получается.
Лера сделала вид, что поперхнулась вином, и закашлялась.
Степан Андреевич сидел с благостной улыбкой на бескровных губах и как будто не замечал тех интриг, которые плелись вокруг него и между его близкими.
Он посидел еще час вместе со всеми, выпил полбутылки вина, а потом отправился к себе наверх.
— Сидите-сидите! — добродушно приказал он. — Меня Мурочка проводит… Стар я уже стал. А так бы тоже до рассвета сидел, винцо пил… Да, Мура?
— Вы еще ого-го! — возмутилась домработница, аккуратно поддерживая Степана Андреевича за локоть. — Зачем на себя наговаривать?!.
Как только они ушли, за столом воцарилась пауза.
И сразу стало слышно, как Силантьев с хрустом ест малосольные огурцы — он ими закусывал водку.
— Откуда водка? — вдруг опомнилась Эмма Петровна. — Вроде бы ее не было на столе!
— Так он же и принес! — возмутилась Кристина. — Я видела, как он из кармана ее доставал…
— Ишь, расшумелись! — буркнул Силантьев. — А у меня, может, от вашего вина изжога.
Он придвинул к себе миску с «оливье» и выложил остатки на свою тарелку.
— Эх, хорошо готовит Мария Тимофеевна… Душевно! — крякнул он.
Кирилл посмотрел на Силантьева, а потом достал из резного антикварного буфета полный графин.
— Если уж пить, то интеллигентно… Да, Ваня? — подмигнул он Острогину.
— Мура нам голову оторвет… — нерешительно пробормотал Иван. — Ну, если только совсем капельку!
Лера вставила в мундштук новую сигарету.
— Ах, Лера, ты дымишь, словно паровоз! — с досадой заметила Эмма Петровна. — У меня прямо голова от твоих сигарет болит.
— Зато комаров отгоняет, — бесцеремонно заметил Силантьев. Свою бутылку он моментально убрал в карман и потянулся со стаканчиком к графину.
— Боюсь стать алкоголиком, — вздохнул Иван. — Ну, за здоровье…
— Ты никогда не станешь алкоголиком, — заметила Лера.
— А я боюсь на самолетах летать, — призналась Кристина. — Оля, ты как доктор можешь поставить нам диагноз?
— А я пауков трушу! — буркнул Силантьев.
— Это называется — фобии, — засмеялась Оля, которая после ухода патриарха почувствовала себя значительно свободнее. — Только я в этом не специалист. Вам к Пал Палычу надо, он психиатром когда-то был!
— Ты с ним общаешься? — быстро спросила Эмма Петровна.
— Да. Он же мой непосредственный начальник.
— Неприятный человек, — сухо заметила та.
— Интересно, а от этих самых фобий можно избавиться? — лениво спросила Лера, пуская кольца.
— Я слышала, что можно… Только смысл? — Оля пожала плечами. — Пал Палыч рассказывал, что полностью избавиться от навязчивого страха нельзя. Он часто переходит на что-то другое. Если человека вылечили от страха летать на самолете, то он может, например, начать бояться ездить в лифте. Или что-нибудь в этом роде…
— Замечательная перспектива! — засмеялся Кирилл. — Давайте же выпьем за наши любимые страхи! За то, чтобы приручить их!
Викентий подлил Оле еще вина.
— О чем ты думаешь? — прошептал он ей на ухо.
— О том, что такое счастье… — не сразу ответила она.
— Э, нет! — закричал весело с другого конца стола Иван. — Больше двух говорят вслух!
— Кеша спросил меня, о чем я сейчас думаю, — призналась Оля. — А я ему ответила — о счастье. Есть оно или нет?
— Счастья нет, — равнодушно заметил Силантьев, закурив нечто вроде «Беломора». Эмма Петровна с брезгливой гримасой тут же принялась открывать все окна подряд. Там, в сумерках, звонко стрекотали сверчки и пахло ночной сыростью…
— Эта ночь уже счастье, — заметила Кристина, отведя от себя занавеску, закрывавшую ей вид в темный сад. — Этот воздух, эта листва…
— Ночь станет счастливой, если только рядом будет близкий человек, — заметил с усмешкой Кирилл и прихлопнул комара у себя на плече.
— Например, любовник, — сказала Лера.
— Или любовница, — не глядя на нее, кивнул Кирилл.
— Или жена! — Иван ласково похлопал по руке Леру.
— Разве ты несчастлива со мной, милая? — несколько вызывающе спросил Викентий у Оли.
— Нет, что ты, я совсем другое имела в виду! — смутилась она. — Почему когда слишком хорошо, то становится грустно?..
— Русская хандра. Извечная русская хандра! — с восторгом подтвердил Иван.
— Денег мало — плохо. Много — тоже ничего хорошего, приходится голову ломать над тем, куда бы их пристроить! — лениво произнес Кирилл. — Жена мымра — неприятно, а красавица — сплошное беспокойство, того и гляди, рога тебе наставит…
— Ну, это не про нас! — со счастливой улыбкой произнес Иван и чмокнул Леру в смуглое плечо.
— Счастье — это когда с твоим ребенком все в порядке. Он сыт, у него крыша над головой, образование, хорошая работа… О большем и мечтать не надо! — убежденно произнесла Эмма Петровна, ходя из угла в угол.
— Что-то вы не похожи на счастливую, — буркнул Силантьев, опрокинув в себя стопку. — Вечно вы, Петровна, на взводе… Как будто Кеша ваш на краю пропасти стоит! Да сядьте вы, не мельтешите перед глазами.
— Ярослав Глебович, перестаньте! — топнула она ногой. — Какая я вам Петровна, черт возьми…