Отблеск безумной звезды

Тронина Татьяна Михайловна

…Они встретились после полудня на пляже.

Было солнечно, но довольно прохладно, уже давно никто не купался, и лишь несколько отдыхающих загорали в шезлонгах. В том числе и Римма в купальнике цвета фуксии. Она издалека помахала Викентию рукой.

Тот махнул ей в ответ.

— Пойдем отсюда, — с отвращением произнес Викентий.

По узкой тропинке они пошли вдоль берега. Оля куталась в длинную шаль светло-бежевого цвета — ее последнее приобретение. Длинная белая юбка цеплялась подолом о траву.

— Тебя не узнать… — усмехнулся Викентий, искоса поглядывая на Олю. — Ты какая-то другая.

— Все так говорят…

— Это что, так выражается твое стремление к свободе?.. Ты похожа на тургеневскую барышню — девятнадцатый век, да и только! А этот бант чего стоит…

— Я тебе не нравлюсь, — констатировала она. — Теперь, когда я стала самой собой, я тебе не нравлюсь. Значит, я правильно поступила, когда решила расстаться с тобой.

— Ну что за ерунда! — рассердился он. — При чем тут это?

— Просто мне надоело притворяться, Кеша. Жить чужой жизнью… — мстительно призналась Оля. — А теперь я чувствую себя прекрасно.

— Прекрасно… — повторил он. — Нацепила на себя белые одежды, проводишь время с этой толстой коровой — в этом все твои перемены?.. — с усмешкой спросил он.

— Ты не поймешь.

— О, в этом все женщины! — воскликнул он. — Разводят загадочность на пустом месте, а потом заявляют нам, мужчинам, что мы их не понимаем…

— Чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы мы снова были вместе, — не сразу ответил он. — Черт с ней, со свадьбой, кого нынче волнует штамп в паспорте… Но мы должны быть вместе!

Оля посмотрела на него.

Красивый молодой мужчина. Хорошо одетый, образованный. Умный. Совсем не бедный. В самом деле, почему они не вместе?..

— Зачем? — пожала она плечами. — Разве ты не чувствуешь, что мы чужие и совсем не понимаем друг друга. Вот ты, например, знаешь, какие мне снятся сны?..

— О чем ты? — удивился Викентий. Потом повернул Олю к себе. — Я и своих-то снов не помню, так иногда устанешь за целый день! Я ведь не баклуши бью, милая, я работаю!

У него были темно-серые глаза. Русые волосы, тщательно подстриженные. Почему же они не вместе…

— А зачем ты работаешь?

— Затем, чтоб с голоду не умереть! — рассердился он. — Чтобы тебе сладко елось и мягко спалось, чтобы мама моя ни в чем нужды не знала — вот зачем я работаю!

— Мне ничего не надо, Кеша…

— А тебе надо, чтобы я бросил все и твои сны разгадывал! Только ты бы в очень скором времени взвыла от такой жизни! Сейчас полстраны так живут, лежат на печке и мечтают о лучшей жизни и о всеобщей гармонии!

Оля зажала уши. Она не хотела слышать его голоса. Она сама разучилась говорить с ним! Так быстро ушла их любовь, словно в песок…

— Ты боишься правды? — сурово спросил Викентий и опустил ее руки вниз. — Почему ты молчишь, а?..

Оля посмотрела на него полными слез глазами.

— Конец лета… — едва слышно прошептала она.

— Ну и что?

— Нет, как ты не понимаешь — конец лета… — Оля пошла вперед, а Викентий, сердясь и недоумевая — за ней. От волнения она машинально теребила прядь волос, выбившуюся из прически. — Я бы уже…

— Что? Что ты?

— Я бы уже родила. Или же мне осталось бы совсем немного до того дня… — сдавленным голосом произнесла она. — Ты помнишь, я хотела девочку? Девочку Дунечку…

У Викентия было такое лицо, словно он раскусил лимон.

— Оля, мы еще хоть сто девочек сможем произвести на свет! Хотя нет, сто — это слишком…

— Да не в этом дело, я хотела ту, единственную… — Оля вытерла слезы. — Впрочем, я уже больше не переживаю, все в прошлом.

— Тогда в чем дело? — осторожно спросил Викентий.

— Твоей маме не понравилось это имя — Дунечка. И вообще я ей тоже никогда не нравилась…

— Оля, я давно все понял! — сердито перебил ее Викентий. — Ты ненавидишь мою маму. Я был не прав, когда согласился поселить вас обеих в одном доме у Степана Андреевича. Но обещаю, больше вы не пересечетесь. Встречи — только на нейтральной территории и не дольше определенного времени…

— Дослушай меня до конца! — Оля топнула ногой. — Все дело в том, что я не ненавидела Эмму Петровну! А надо было! Только сейчас я поняла, что это все из-за нее произошло… Нет, я тоже, конечно, виновата, позволила себе распуститься, позволила тогда себе так расстроиться…

— Моя мама виновата в том, что ты потеряла ребенка?.. — свистящим шепотом повторил Викентий. — Да ты в своем ли уме?! Моя мама… Ты не понимаешь, что за человек моя мама, потому что у тебя самой не было никогда такой замечательной матери, только эта суррогатная тетя Агния с манной кашей вместо мозгов!

Он был вне себя от ярости.

— Не смей ругать тетю Агнию! — тоже сквозь зубы произнесла Оля. — Лучше дослушай! В тот вечер были гости — Костя Муромцев, другие… Подруги Эммы Петровны… Я все уговаривала себя, что не меня они обсуждали… Меня, кого же еще! «Клиническая дура…» Нет, не так, она сказала: «клинически глупа…»

Викентий почему-то смутился.

— Да ты сам знаешь, что она считает меня непроходимо тупым существом… Наверное, она не раз пыталась внушить тебе это. Но это не важно. Потом, уже ночью, мы говорили с ней…

— С мамой? — быстро переспросил Викентий.

— Да… Эмма Петровна сказала, чтобы я не смела называть ребенка всякими дурацкими именами. «Локотковы — старинный дворянский род, о нем упоминается в летописях…» Со времен Ивана Грозного, что ли… А я — «честолюбивая авантюристка». Как будто я специально подбираюсь к наследству Степана Андреевича…

— Она не могла тебе так сказать, — произнес Викентий, нахмурившись.

— Еще как смогла! А я, глупая, принялась реветь… потому что мне стало так нестерпимо обидно… И почему я обиделась?! — с досадой развела руками Оля. — Люди ругаются еще более страшными словами, а я обиделась на такую мелочь! Сейчас у меня была бы Дунечка… — и она прижала руки к груди, словно качая ребенка.