Отбор для тёмного мага
Шрифт:
– Спасибо, всё нормально, – выдавливаю из себя я, с кислой улыбкой.
– Но я настаиваю! – Офелия широко распахивает глаза, видимо забывая, что я девушка, и на меня такие приемы не распространяются.
– Ну не выкаблучивайся, а! Нам ехать надо, вся шеренга ждет! – орет Коэн.
Проклиная все на свете, я неуклюже сваливаюсь с лошади, надеясь, что не все видят мой позор, хотя смешки стражников, подавленные кашлем, все-таки до меня доносятся.
Ну да, до мастера верховой езды мне всегда было далековато.
Мозги у меня все еще в тумане, и я подаю
Черт возьми, надо бы собраться, а то и правда провалю все на свете. Минимально – сломаю репутацию этому Милону.
– «Леди» желает лимонаду? – тихо ржет Коэн мне в ухо, когда Офелия скрывается за темно-сиреневыми бархатными занавесками кареты.
– Я задушу тебя, когда ты будешь спать, – шиплю я.
– Пальчики тонковаты, – усмехается Коэн.
И тут мне внезапно легчает. Пусть всё это путешествие – фарс и дурацкая афера, но от присутствия Кромеваля, на душе становится светлее.
В карете так же душно, как и снаружи. Я продолжаю обмахиваться пухлой рукой, обливаясь потом.
– Вы уверены, что с вами все нормально? – уже в сотый раз за последний час, обеспокоенно спрашивает Офелия.
– Справлюсь, – кисло улыбаюсь я, – и умоляю, давай уже перейдем на «ты».
– Хорошо, – кивает девушка с мягкой улыбкой, – все-таки ты вызвалась защищать меня, поэтому, думаю, неформальное обращение уместно.
А, значит, в королевских кругах, чтобы иметь возможность называть друг друга на «ты», обязательно необходимо подставить свою голову под гильотину.
– Каково это? – внезапно выдает Офелия. – Иметь столько ликов?
– Прости? – хмурюсь я.
– Как тебе удается не терять саму себя, постоянно притворяясь кем-то другим?
А, значит мы открыли хит парад бестактных вопросов.
Помню, как-то я забрела в одну таверну, обратившись матросом. Ну так вот, там был один изрядно пьяный малый, который осоловело жаловался на то, что у него вечно спрашивают про значение его татуировок. Приглядевшись, я поняла, что его тело практически полностью покрыто символами на чужом языке, и усмехнулась про себя, подумав о том, что он до глубокой ночи может рассказывать не пойми кому, что же именно написано на его теле.
Тогда я ему искренне посочувствовала, потому что прекрасно поняла. Со мной то же самое. Каждый, кто узнает о моем даре, почему-то норовит спросить «каково мне». Но ведь очевидно же, что как и в случае с татуировками, правду рассказывать никто не горит желанием, да и вопрос, мягко говоря, не отличается уникальностью.
– Я читаю молитвы на ночь, и вспоминаю лицо Арона, – отчеканиваю я, – это помогает мне вспомнить, кто я такая на самом деле.
– Прекрасный метод, – Офелия улыбается. Я пытаюсь уловить на её лице признаки неискренности, но нахожу там только благожелательность. Прекрасно, значит у меня просто паранойя. – Наверное это замечательно, – мечтательно продолжает она, – точно знать, что в мире есть человек, с которым связана твоя судьба.
– Это ничем не отличается от любви. В любой паре возможно такое единение, – пожимаю плечами я.
Меньше разговоров о своем даре, я люблю только разговоры об Ароне с незнакомыми людьми. Счастье любит тишину, и я не из тех, кто любит трепаться о своих чувствах направо и налево.
– Но это не так! – никак не угомонится алияда. – Мужчина может разлюбить, изменить, отказаться от тебя, но джин – никогда.
Все моё нутро противится поддержанию этого разговора.
– Значит, мне очень повезло, – цежу я сквозь зубы. По ощущениям получается какой-то оскал, а не улыбка.
Лишь на мгновение маска спадает с лица с принцессы и она смотрит на меня с недоумением. Всего секунда и вот, она снова благожелательно улыбается:
– Конечно же, Лила! Я молюсь, чтобы ваше воссоединение произошло как можно скорее.
Мы пристально изучаем друг друга с одинаково фальшивыми улыбками. А я пытаюсь понять, рассказала ли ей Арабелла о настоящей причине того, почему я сопровождаю её на этот отбор.
Анализирую про себя возможность подставы, но никак не могу понять, чем бы, и зачем бы королевская семья хотела и могла нам навредить. Я не могу найти ни единой причины и потому немного успокаиваюсь.
Скорее всего, дело в том, что Офелия, возможно, тоже в какой-то момент мечтала выйти замуж за Арона. Ей просто не повезло, что это место оказалось занято мной. От этого и все эти подколки в мою сторону.
Как жизнь показывает, многие люди не способны на плохие поступки, зачастую они ограничиваются только язвительными словами.
– Драконий перевал! – улыбается принцесса, немного отводя шторку. – Я слышала только рассказы о нем, и тех временам, когда тут обитали эти чудовища.
– Устрашающий внешний вид не всегда говорит о том, перед тобой чудовище, – осторожно замечаю я.
– Разумеется, – тихо отвечает она, – но нам уже этого не узнать, драконы вымерли давным-давно, вместе с древней магией, которой питала их существование.
– Жизнь циклична, – отвечаю я, скорее, чтобы просто поддержать разговор, – кто знает, возможно, они когда-нибудь возродятся.
– Это бы значило, что Эдур снова стал бы непобедим.
– Почему? – удивляюсь я.
– Маги жестоки, – отвечает Офелия, не глядя на меня, – хотя, их сложно в этом обвинять. Когда в твоих руках концентрируется невероятная сила, очень сложно устоять против того, чтобы завоевать весь мир. Именно это они и сделали. Сотни лет людского рабства, до того, как джины пришли на помощь.
Я знала о том, что маги действительно поработили людей, но вот часть про джинов слышала только косвенно, к своему стыду.
– Не удивительно, – весело замечает Офелия, когда я озвучиваю эту мысль, – летописи много раз переписаны, по правде говоря, все что мы знаем о том времени, всего лишь догадки. Каждый народ преподносит историю так, чтобы выставить себя в выгодном свете. Но все же, сведущие люди сходятся на том, что когда маги покусились на территорию Сарасхары, джины каким-то образом смогли уничтожить и их источник магии, и драконов, и все остальное.