Отчаяние драконов

Все во Вселенной взаимосвязанно, и иногда незначительное событие в одном мире становится причиной гибели другого. Бывает, взмах комариного крыла приносит кому-то смерть, а кому-то — жизнь. От чего это зависит? С чего начинается?

Нам не дано знать.

Почти не дано.

Помните: «В начале было Слово»?

Но кто может с уверенностью сказать, что есть Слово? и что есть Мысль? и способен ли кто-то сказать, когда Мысль рождает материальное? и рождает ли?

Да или нет?

Кто ответит?

И кто ответит, можно ли уловить то мгновение, когда Слово перестает быть Словом и становится вещью? живым существом? целым миром? когда оно становится тобой?

И почему?

«Почему?»

Потому,

…А может, просто где-то взмахнул крылом комар.

Я стоял, опираясь одной рукой о каменную стену ущелья, и смотрел прямо перед собой — в долину. Это была обычная долина; каковые во множестве встречаются на этом участке Андорского хребта: отгороженная со всех сторон высокими горными пиками, только с одним узким проходом во внешний мир. «Скорее всего, здесь живут какие-нибудь разумные существа, но может статься, что она необитаема. Не все ли равно?»

После нескольких месяцев, в течение которых мои глаза не видели ничего, кроме безжизненного камня вокруг да снежно-голубого неба над головой, я был согласен и на разумных существ. Казалось, столько лет плена у горных гномов должны бы приучить меня к осторожности, но какая, к черту, осторожность, когда хочется просто лечь на мягкую землю, вдохнуть запах молодых цветов и на мгновение представить, что ты — дома! Будь что будет. Я поправил лямки дорожного метка и начал спускаться вниз.

Меня заметили сразу, как только я вышел из тени ущелья, и тут же поспешили оповестить кого-то о моем прибытии. Маленькая фигурка проворно метнулась в высокую, по плечи, траву, и только шелест сочных стеблей постепенно затихал вдали. Я устало опустился на землю, лениво пытаясь угадать, кто на сей раз: горгульи, гремлины, измельчавшие горные тролли? В любом случае спешить мне теперь было некуда, и я, развязав мешок, извлек на свет Божий («Да нет, не Божий, а свет Создателя», — машинально поправил я самого себя и иронично усмехнулся: не все ли равно?) остатки припасов. Недожаренный кусок страйца (есть такое насекомое размером с человеческую руку, очень толстое и невероятно проворное для своей комплекции) уже успел испортиться — пришлось отшвырнуть его подальше. А больше ничего у меня не было.

Я лег на спину, заложив руки за голову, и принялся созерцать кучерявые завитки белесых облаков, проплывающие на фоне серого неба. Вечерело, и я с какой-то обреченной бесшабашностью подумал: куда же задевались господа встречающие? Или это был вовсе не дозорный, а так, приблудный лесовичок, заметивший рослого детину бандитской внешности и чухнувший куда подальше от возможных неприятностей? Мысленно я представил себе, как, должно быть, сейчас выгляжу: столько месяцев скитавшийся в горах, постоянно недоедавший и недосыпавший, усталый, как черт, в изорванных лохмотьях черного цвета, с комками спутанных, грязных волос. Н-да, та еще картинка!

Все-таки не лесовичок. Шаги по земле разносятся быстро и надежно, особенно если идет несколько взрослых троллей. Тогда они топают так, что поневоле начинаешь оглядываться в поисках убежища. Я искать убежища не стал — просто приподнялся на локте и всмотрелся в колышущуюся стену травы, которая начиналась в двух шагах от места моей импровизированной стоянки. «Ну надо же! Нет, ожидал увидеть кого угодно: троллей, гномов, даже драконов, но чтобы люди!..»

Я вскочил с земли, и на моем лице, должно быть, отразилась такая бешеная радость, что появившиеся из зарослей вооруженные до зубов молодые мужчины отпрянули, хватаясь за рукояти мечей. Потом заметили, что я безоружен, и немного успокоились. «Ну и слава Богу — пардон, Создателю, — люди все-таки лучше, чем тролли или, скажем, горгульи. Хотя, конечно, и среди людей встречаются такие…»

А потом я присмотрелся к ним повнимательнее и увидел заостренные на концах уши, услышал речь с характерным акцентом и понял, что имею дело отнюдь не с людьми. И впрямь, откуда им здесь взяться? Но поскольку мои новые знакомцы упорно именовали себя не иначе как людьми или долинщиками, я не стал их разубеждать. Мне и так пришлось несладко. Новые знакомцы почему-то вдруг заподозрили меня в страшном грехе — решили, будто я горянин. Сам я понятия не имел, кто такие эти горяне, догадался только, что существа они весьма и весьма скверные. Я себя таковым не считал и попытался доказать сие долинщикам. Они вроде бы поверили; повелели мне взять дорожный мешок и отправляться с ними. Я охотно повиновался, питая меркантильную надежду поужинать у этих гостеприимных существ, а может — чем Создатель не шутит, — и позавтракать.

В общем, мы отправились в дорогу. Я оказался в самом центре отряда, состоявшего из десяти молодых, лет по двадцать — двадцать пять, парней да пожилого высокого громилы с седеющими волосами, громким трубным голосом и дурными манерами. Его угловатое лицо было разукрашено старыми шрамами; внимательные, все время слегка прищуренные глаза следили за окружающим с вошедшей в привычку подозрительностью. Он передвигался стремительно и уверенно, как матерый хищник, отлично знающий свою силу и власть и пользующийся ими, когда это нужно. Именно этот долинщик заподозрил во мне шпиона «коварных горян», и он же постоянно пялился на меня с угрюмым видом в продолжение всего нашего «странствия». Я интуитивно догадывался, что любое мое недостаточно медленное движение будет расценено здоровяком как попытка к бегству, и старался передвигаться так, чтобы не спровоцировать долинщика.

Как только мы вошли в густые заросли травы, я заметил справа от тропки небольшой шалашик, мастерски укрытый от посторонних глаз. Из шалашика выглянул мальчишка лет двенадцати, и я понял, что маленькая фигурка, столь живо отреагировавшая на мое появление в долине, была вовсе не услужливым лесовичком.

Некоторое время наша процессия двигалась по дорожке, рассекавшей травяное море. Стебли, задеваемые легким ветерком, терлись друг о друга и издавали скрипящие звуки, довольно неприятные. Сразу приходили на ум всякие-разные истории про ядовитых змей и прочих опасных созданий, как правило населяющих именно такие заросли. Видимо, недаром мои спутники носили высокие, туго зашнурованные сапоги из плотной кожи. На вопрос, как называются подобные сапоги, один из парней ответил: «Таццы». «Зачем их делают такими высокими?» — вежливо поинтересовался я. Парень посмотрел на меня удивленно: «Натурально, чтобы тэрка не укусила». Я не стал уточнять, как выглядит и чем питается тэрка, тем более что мой весьма образованный собеседник, не унимаясь, продолжал перечислять тех существ, от укуса которых спасают таццы. В общем, когда мы покинули жутковатые заросли с их загадочными обитателями, я вздохнул с облегчением.

Некоторое время мы шли по тропинке, протянувшейся между невысокими холмами, а потом она вывела» нас к небольшой равнине…

Город. Там стоял самый настоящий город, с прочной каменной стеной, с большими двустворчатыми воротами и миниатюрными фигурками стражников рядом, у караулки! Знаю, что это невозможно, но я как будто бы даже почувствовал запах, издаваемый сотнями котелков, сковородок, тарелок, мисок и кувшинов. Только воспоминание об угрюмом долинщике, застывшем за моим левым плечом подобно Смерти (лишь косы не хватало, и потом, Смерть-то как раз за моим плечом упорно не хотела появляться), — только воспоминание о нем не позволило мне сломя голову ринуться к воротам. Тем более что нигде, ни в одной из здешних хибар, ни в одном из здешних дворцов, меня не ждали. В общем, я умерил свой пыл и побрел к воротам, сопровождаемый «почетным конвоем».