Отчаянные
Шрифт:
Со времени моего прошлого посещения Гонтор заметно изменился. Пока Андерсон заводил «Василиск» на посадку, я видел, как ощетинилась поверхность астероида зенитными разлагателями, между которыми там и здесь виднелись обломки сбитых вражеских звездолетов. Еще больше изменений ждало меня внутри. Некогда темные и лишенные атмосферы коридоры, рабочие помещения, склады и казармы теперь кипели активностью. Огромные сводчатые ангары были забиты десантными судами всех возможных типов; несколько ангаров были отведены исключительно под новейшие десантные корабли, специально предназначенные для перевозки бронированных краулеров. В других помещениях хранились сотни новеньких краулеров, спроектированных на Содеске. Что ж, по крайней мере из относительного провала операции «Эппеид» были
Сидя в одном из спешащих по лабиринту коридоров древних трамваев — возрожденных к жизни умелыми руками наших Имперских Саперов, — я испытал странное чувство облегчения, мира с самим собой… даже какой-то отстраненности, что вообще-то мне не свойственно. И поскольку ощущение это не проходило, я даже заподозрил, что, возможно, заразился одним из тех редких вирусов, которые время от времени все еще поражают нашу цивилизацию. Однако за обедом с только что прибывшим новым комендантом Гонтора, бравым полевым генералом, имя которого весь вечер успешно вылетало у меня из головы, я вдруг сообразил, что вовсе не болен. «Законченность» — вот каким словом можно было назвать это мое ощущение. Моя работа в этой космической цитадели, да и в Аталанте подошла к концу. Война для меня закончилась — по крайней мере до тех пор; тюка я не смогу внести в нее какой-нибудь новый вклад. Вскоре меня лишат возможности даже носить ту форму, которая определяла почти всю мою зрелую жизнь. И тогда… Я старался гнать мысли об этом всякий раз, когда они лезли мне в голову, но получалось это плоховато… Так кем стану я после этого? Ответа на этот вопрос я не знал.
Депеша из Адмиралтейства уже ждала меня, когда несколько дней спустя я под вечер вернулся в Аталанту. Собственно, об ее прибытии я знал еще до того, как увидел на столе у себя в кабинете. Уильямс, Барбюс и Руссо ждали меня на пристани, у которой ошвартовался «Василиск» Андерсона, и по выражению их глаз я сразу понял все. По дороге в штаб никто из троих не сказал ничего особенного, да и из их рапортов ничего такого не следовало — Аталанта снова превратилась в образцовую флотскую базу, способную существовать и без моего участия. И все же они избегали встречаться со мной взглядом дольше чем на несколько тиков. Даже старина Коттшелл приветствовал меня особенно отечески, когда я задержался у его стола, прежде чем пройти в свой тесный кабинет (новый, подземный, готовился как раз в срок, чтобы я сдал его тому, кто придет мне на смену).
— Не соединяйте со мной пока никого, ладно? — крикнул я ему в открытую дверь. Только после этого я позволил себе посмотреть на стол.
Она была запечатана в обычный для «личной, совершенно секретной» корреспонденции конверт из алого пластика. Прежде чем она попала на мой стол, кто-то в центре связи неизбежно принял ее, прогнал через дешифратор и прочитал, прежде чем запечатать в конверт. И уж наверняка этот «кто-то» не мог не шепнуть об этом своему другу, который все так же наверняка не мог не шепнуть об этом другому своему другу… Эта информация была не настолько секретной, чтобы представлять какую-то ценность для врага, и, конечно же, я никогда не смог бы доказать, что кто-либо из тех, с кем я встречался сегодня, и правда знал, что находится в этом конверте. Но слух об этом явно прошел, и — странное дело! — мне на это было в глубокой степени наплевать. Все равно рано или поздно об этом узнают все, так что какая разница?
Довольно долго я стоял у стола, просто глядя на эту треклятую штуковину. Почему-то мне не хотелось признаваться самому себе в том, что она в конце концов пришла. Потом, тряхнув головой, я брезгливо приложил к печати указательный и большой пальцы, подождал, пока они распознают рисунок и отворят конверт. Содержимое его я вынул двумя пальцами, словно оно было грязным и дурно пахло. В конверте обнаружилось три экземпляра одного и того же приказа.
СД-ВФ7АХОХКОХЙЯХЕЙОРИТУФФГЖЖЖАСДКЖФГ [ЛИЧНО/СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО]
ОТ: ВЕРХОВНЫЙ ВОЕННЫЙ ТРИБУНАЛ УПРАВЛЕНИЕ ВВТ
АДМИРАЛТЕЙСТВО
АСТЕРИОС-АВАЛОН
КОМУ: ВИЛФУ А. БРИМУ, К-АДМ, ВКУКУ. БИФ АТАЛАНТА, ГАДОР-ГЕЛИК
КАСАТЕЛЬНО: КАДР. ВОПР.
1. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО С 01 ДЕКАДА 52 014 СОГЛАСНО НАСТОЯЩЕЙ ДИРЕКТИВЕ ВЫ ОСВОБОЖДАЕТЕСЬ ОТ КОМАНДОВАНИЯ ВОЕННО-КОСМИЧЕСКОЙ БАЗОЙ ИМПЕРСКОГО ФЛОТА АТАЛАНТА (В СООТВ. СО СТ. 6783426-ВПУИФ, ПАРАГР. 5328–5365).
2. ВАМ НАДЛЕЖИТ ДОЛОЖИТЬ О ПРИБЫТИИ В РАСПОРЯЖЕНИЕ ВВТ В ВОЗМОЖНО КРАТЧАЙШИЙ СРОК, НО НЕ ПОЗДНЕЕ 10 ДЕКАДА 52 014 В КАЧЕСТВЕ ОТВЕТЧИКА НА ПРОЦЕССЕ ФКУКУГ098956/ДСФГ НАЧАЛОМ ПРОИЗВОДСТВА ОТ 01 ДЕКАДА 52 014.
3. ПЕРЕЛЕТ В СООТВЕТСТВИИ СО СТАТУСОМ КАДМ (СМ. СТ. 6783426ВПУИФ, ПАРАГР. 4234–5198/П.П. Б.В) ОРГАНИЗУЕТСЯ В ТРЕХДНЕВНЫЙ СРОК С ДАТЫ ЗАПРОСА.
4. НАЗНАЧЕННЫЙ ВАМ ЗАЩИТНИК СВЯЖЕТСЯ С ВАМИ ДО 22 ДЕКАДА 52 014.
ОТ ВЕРХОВНОГО ВОЕННОГО ТРИБУНАЛА
ГЕРШАЛ КИМТУ, КПТ, И.Ф.
КОНЕЦ [ЛИЧНО, СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО]
СД-ВФ7АХОХКОХЙЯХЕЙОРИТУФФГЖЖЖАСДКЖФГ
Прошло довольно много времени, пока я заметил, что не дышу. А я-то, дурак, думал, что готов к этой проклятой штуке — Вут свидетель, меня достаточно предупреждали. А вот ведь с самого моего прилета с Авалона во мне теплилась идиотская надежда на то, что свершится какое-нибудь чудо. Но чуда не произошло, случилось то, что должно было случиться, и оглушило меня — сердцебиение, затрудненное дыхание! — сильнее, чем не раз бывало в прошлом, когда меня ранило. Ведь говорили же мне, что мне не позволят выиграть этот процесс, даже с помощью лучших адвокатов (а я получу действительно лучших — в этом я Онраду верил).
Для меня это было равнозначно смертному приговору — концу всей моей вселенной. Много лет назад, после первой командировки в Аталанту, я стал жертвой затеянного КМГС так называемого СВС — сокращения вооруженных сил. Надо сказать, тогда я держался куда как лучше. Правда, тогда я был гораздо моложе, да и будущее представлялось мне далеко не таким мрачным — менее коррумпированным, что ли, — каким казалось теперь. Стиснув зубы, я заставил себя сесть и перечитал депешу во второй раз, потом в третий. Безразличные слова казенного послания ранили мне душу как кинжалы! В конце концов я отложил письмо и зажмурился, крепко вцепившись в край стола, будто это могло как-то защитить меня.
Должно быть, я просидел так не меньше половины метацикла, когда на моем пульте загудел зуммер голофона. Я совсем уже было собрался рявкнуть на Коттшелла, вопреки ясному приказу пропустившего звонок, но, открыв глаза, увидел в дисплее лицо Клавдии. Судя по выражению ее лица, она тоже все знала.
— Привет, Вилф, — мягко произнесла она. — Рада видеть тебя… благополучно вернувшимся.
Несмотря на все обстоятельства, я невольно улыбнулся. Конечно, любовь лишает человека разума, но… как я обнаружил только в то мгновение, она же может служить сильным болеутоляющим в момент отчаяния. У меня в голове мелькнула тысяча фраз для ответа, но, сидя пень-пнем перед голофоном, я выдавил из себя только: «Я тоже рад тебя видеть». Некоторое время мы оба сидели в неловком молчании, потом я просто взял со стола приказ и пожал плечами.
— Ты ведь уже слышала об этом, да?
Она кивнула.
— Д-да, — запинаясь, пробормотала она.
— Насколько я понимаю, об этом уже знает вся база?
— Ну… довольно многие — по крайней мере те, кто действительно переживает за тебя.
— Что ж, спасибо.
— Что ты собираешься делать, Вилф? — вдруг спросила она.
— Легкий вопрос, по крайней мере в том, что касается ближайшего будущего, — ответил я. — Я возвращаюсь на Авалон, чтобы предстать перед судом, который мне не позволено выиграть.
— Это я знаю, — сказала она, и по щеке ее скатилась слеза. — А потом?
— Тебе это известно не хуже меня, — вздохнул я. — Полагаю, этот мост я сожгу за собой, как только отправлюсь на суд.
Она негромко рассмеялась.
— Вилф Брим, — сказала она наконец. — Ты ведь всегда будешь невыносим, верно? Я снова заметил, что улыбаюсь.
— До тех пор, пока смогу себе это позволять, — отозвался я и тут же спохватился. — Когда мы можем увидеться?
— Сейчас же, — ответила она. — Поторопись.