Отчаянные
Шрифт:
Что он умирает в одиночестве?
Хэл усилием воли заставил себя выйти из палатки и зашагал вниз. Назад он ни разу не оглянулся.
На том бы история с Алексом и окончилась, да по дороге ему повстречались два альпиниста из каталонской экспедиции: Хэл узнал ее руководителя, Мигеля Фонта.
— Где твой напарник? Отстал, что ли? — Фонт ткнул пальцем в облако. Они слышали, что два человека из экспедиции Хэла задерживаются.
— Он не вернется, — только и нашел что ответить Хэл.
— Может, помочь? Тебе что-нибудь нужно?
—
Каталонец пожал плечами:
— Ладно, тогда мы пошли.
Хэл продолжал спуск, и думать забыв про встретившихся ему испанцев, хотя, наверно, задумался бы, знай он, что спутником Фонта был фоторепортер газеты «Эль Периодико». Расстегнув — просто так, из любопытства — вход в палатку Хэлаи обнаружив в ней Алекса, в котором еще — еле-еле — теплилась жизнь, фотограф не замедлил воспользоваться представившимся ему шансом. Он сделал снимки умирающего Алекса и с соответствующими комментариями отослал в газету.
На следующий день статья под крупным заголовком «Брошен на погибель» появилась на первой полосе «Эль Периодико». В ней автор беспощадно критиковал проводника, оставившего своего спутника умирать в одиночестве. «Хэл Map с готовностью принял доллары Алекса Чесмена, — писал он, — и так же, не раздумывая, бросил своего раненого подопечного, когда тот нуждался в нем больше всего». Одно из лондонских изданий перепечатало эту статью, и спустя сутки история трагической гибели Алекса Чесмена уже облетела весь мир.
Оправдываться было бесполезно. Не имело смысла доказывать, сколь близок сам он был к той критической точке, когда под воздействием высоты в его организме могли начаться необратимые процессы. По-настоящему понять это были способны лишь те, кто на себе испытал жестокий нрав гор. Несколько авторитетных альпинистов вступились за Хэла, но, с точки зрения обывателя, Хэл Map заслуживал всяческого осуждения.
По возвращении в Анкоридж Хэл закрыл на два месяца свое агентство и уединился в своих любимых Чугачских горах. В конце лета он решил окончательно закрыть «Горные вершины» и полностью посвятить себя работе в Службе горнолавинного надзора.
* * *
Хэл осушил чашку с горячим питьем и посмотрел на Джози.
— Вот и все, — подытожил он. — С тех пор я зарекся подниматься на эту вершину.
— Глубоко тебе сочувствую, — сказала Джози. — Даже представить не могу, каково тебе было, когда он умирал на твоих глазах… Это, наверно, ужасно.
— Не то слово.
В палатке повисло тягостное молчание, и даже неунывающий Нима не мог найти нужных слов, чтобы разрядить атмосферу.
На следующее утро, через силу позавтракав мюсли с какао, Джози последовала за Хэлом по леднику к Кала-Паттару — каменной скале, с которой, она надеялась, ей наконец-то удастся взглянуть на Эверест.
С каждым часом все острее ощущалось воздействие высоты. Джози чувствовала, как от недостатка воздуха что-то сжимается у нее в груди. Она карабкалась, не отрывая глаз от неглубоких отпечатков, оставляемых на тропе ботинками Хэла.
Неожиданно Хэл остановился и, махнув Джози, театрально поклонился:
— Добро пожаловать на Кала-Паттар. А вот это — Эверест.
Да, вот он, Эверест. Гора, которую она до сих пор видела
только на фотографиях, сейчас стояла прямо перед ней — грозная, невероятно огромная. Ради этого зрелища она и добиралась сюда. Они сидели бок о бок, в молчании созерцая громаду из камня и льда, вздымающуюся над соседними зазубренными гребнями.
— Ты и впрямь стоял на самой вершине? — первой нарушила молчание Джози.
— Да. Это самое прекрасное место на земле.
— Потому ты и поднимался туда столько раз?
Хэл положил под спину рюкзак и откинулся на него, сцепив на затылке руки.
— Пожалуй.
Джози последовала его примеру. Перед Эверестом она чувствовала себя ничтожно маленькой.
— Не понимаю, как вообще можно решиться на такое восхождение, — проронила она, ошеломленно взирая на величавую громаду.
— Многие решаются, слишком многие, — отозвался Хэл.
Внезапно ее пронзила мысль, от которой она похолодела:
— А ведь там Себастьян. Там, наверху, его могила. Он лежит где-то под самой вершиной.
Хэл молчал.
Джози сосредоточенно разглядывала Эверест, отмечая каждую деталь его рельефа — расселины, ущелья, готовые в любую минуту обрушиться ледяные карнизы, — будто искала в них ответ на вопрос, не дававший ей покоя с первых шагов этой маленькой экспедиции. Чем же гора так пленила Себастьяна?
Минуты текли. На склон Эвереста начало надвигаться облако, сгущавшееся прямо на глазах.
— Нужно установить табличку, — напомнил ей Хэл.
Он извлек из рюкзака медную пластинку, сделанную по эскизу Деборы. На ней были выгравированы силуэт Эвереста и фамилии членов экспедиции Рика с указанием даты их гибели.
Джози взяла табличку в руки. Она видела ее впервые.
— Красивая. Молодец Дебора.
Нима уже побывал здесь за два часа до них, он принес на Кала-Паттар килограммовый пакет цемента. Хэл выкопал в земле ямку, насыпал в нее цемент, добавил воды из фляжки и лопаткой замесил раствор.
Они решили прикрепить табличку на небольшом карнизе, обращенном к Эвересту. Хэл выровнял цемент и вдавил в него памятный знак. А потом взял видеокамеру и запечатлел стоящую на его фоне Джози.
— Вот и все? — спросила она.
— Да. Все. Теперь домой.
Гора уже пряталась в клубах облаков, мешавших Джози в последний раз взглянуть на Эверест. Она помолилась за Себастьяна и вслед за Хэлом стала спускаться вниз к тропе, ведущей к зеленым долинам и Катманду.
Ночью, едва Джози закрыла глаза, в ее воображении тотчас же выросла величавая каменно-ледяная пирамида — именно такая, какой она предстала ее взору в просвете облаков. Что же все-таки открыло ей мимолетное знакомство с Эверестом? Почему этот повергающий в трепет силуэт так прочно врезался в ее сознание?