Отчаянный шаг
Шрифт:
– Чего вы от него хотите?
Я был рад услышать голос Марии. Хотя бы через дверь. Кажется, она заметила, как ко мне приехала полиция и решила немного опоздать на работу, дабы помочь мне.
– Мы хотим, чтобы этот гражданин отправился с нами на опознание. Мы полагаем, что поймали одного из грабителей.
– Так давайте я с вами съезжу. Я тоже там была и тоже видела этих мужчин. Я смогу их опознать.
Присутствие Марии успокаивало меня, пусть я её и не видел. Однако паническая атака хоть и спала,
– Вы Мария Фаридова?
– Да, это я.
Я боялся выглянуть в окно, поэтому не знал, что конкретно там происходит – мне приходилось только по голосам догадываться, о творящемся на моей террасе действии.
– К вам мы тоже собирались заехать.
– Так может, меня одной и достаточно будет? Поверьте, он вам ни за что не откроет: у него посттравматический синдром – он никому дверь не открывает, никогда из дома не выходит и никого не пускает к себе.
– Странно, нам об этом, почему-то, не доложили.
– Он не был у психолога, поэтому у него нет медицинского освидетельствования, но поверьте мне, не надо быть специалистом, чтобы понять, что после всего пережитого он страдает агорафобией.
– А почему он не вызовет психолога?
– Да кто в нашу глушь поедет? А если кто-то и поедет сюда, то попросит за это очень большие деньги. На зарплату продавца мало что можно себе позволить.
– Ладно, отвезём только вас, но начальство всё равно будет заставлять нас привезти на опознание ещё и его. Так что, если в ближайшие дни он не обзаведётся справкой, то наш визит снова последует, и мы ничего не сможем сделать. У нас ведь тоже, знаете, служба.
Я услышал хлопки дверей, тихий гул мотора и шум резины трущейся об асфальт.
Они уехали.
Но легче мне не стало.
«Живи и всегда помни, падаль, что в этом мире есть такие люди как мы, которые просто позволяют жить ничтожествам вроде тебя!»
Опять всплыла эта фраза в моей голове.
Ну, почему?! Почему я не могу этого забыть? Ведь столько месяцев уже прошло, а воспоминания по-прежнему свежи, словно это всё случилось сегодня. Как же мне выкинуть это из головы?
«Живи и всегда помни».
Вот я и помню – каждый день вспоминаю. Голоса этих людей постоянно вспыхивают у меня в памяти. Как и сейчас.
– АААААААААААААААААААА!!! – Я заорал на весь дом, чтобы заглушить слова тех бандитов. Зажал уши, закрыл глаза.
Меня здесь нет. Меня больше нет в этом мире – я в другом месте. Не знаю, где я, но точно не здесь.
Меня больше нет.
Это не помогло: мозг не хотел бежать от реальности – он продолжал меня окунать в неё, продолжал напоминать мне о событиях, которые сделали меня таким. Я не мог бороться с этим страхом.
Паника нарастала.
Дом.
Точно! Дом!
Только
Надо сильнее забаррикадировать дверь.
Но руки тряслись. Страх не уходил. Спрятав голову между коленями, я обхватил их руками. Пытаясь хотя бы так унять своё дрожащее от ужаса тело, стараясь хоть при помощи этого остановить в тревоге мечущийся по углам черепной коробки мозг.
Я не могу так жить.
Но я не собираюсь умирать. Я просто хочу покоя.
Пусть все оставят меня. Пусть дадут жить так, как я хочу.
Не знаю, сколько времени я так просидел, борясь с паникой и стрессом, но я снова услышал звук подъезжающей к моему дому машины, когда солнце было ещё высоко над горизонтом.
Я услышал, как калитка отварилась: по одним только звукам моё воображение начертило такую отчётливую картину, что я буквально увидел своими глазами, как она открывается, как идут чьи-то ноги по моей дорожке из белой плитки.
И это нагнало ещё больше паники на моё совсем лишившееся мужества сердце. А когда оно готово было разорваться, то раздался очередной стук в дверь – уже второй за сегодня.
И ЧТО ЖЕ И ВСЕМ ОТ МЕНЯ НАДО?!!
Я же просто хочу покоя…
– Коленька, сыночка, открой маме дверь.
– Прости, мам, не могу. – Я даже не стал поворачиваться к двери, а так и продолжил сидеть на полу, лишь иногда поднимая голову, чтобы родители слышали мой голос хоть немного отчётливей.
Родители…
Самые близкие мне люди, но даже их я не мог пустить к себе. Даже голос родной матери не внушал мне доверия и не вызывал умиротворения. Я не мог открыть эту чёртову дверь даже перед ними.
– Почему, сыночек, ты нас больше не любишь? – Слёз я не видел, но они прекрасно слышались в голосе матери: воображение уже рисовало то, как она, стоя на моём крыльце, вытирает их белым платком с синими узорами птиц, который она всегда носила с собой в правом кармане то куртки, то джинс (всё зависело от погоды).
– Сын, хватит дурить. Мы с матерью проделали такой долгий путь не для того, чтобы разговаривать с дверью. Открой немедленно, прекрати страдать ерундой! – Отец, как и всегда, был строг. Но, несмотря на всю его суровость, я прекрасно знал, что он меня любит так же сильно, как и мать.
– Не дави на него, Ром. Ему и так тяжело. – Видимо, мать думала, будто я не услышу её шёпот, но я услышал всё, и мне стало только хуже (презрение к себе ещё сильнее выросло при осознании того, что я заставляю своих близких страдать).