Отчаянный шаг
Шрифт:
– Я не дурю, па. Мне, правда, очень страшно. Я не могу открыть вам. – Я начал водить пальцем по полу, как я это всегда делал в детстве, когда родители меня отчитывали.
– Понимаю, в тебя стреляли, это очень страшно, но ведь жизнь на этом не заканчивается. Вон, в Петьку тоже стреляли и не один раз: он много чего в жизни повидал, однако живёт себе спокойно и не запирается от всех. – Отец никогда не умел подбирать подходящие слова и оказывать эмоциональную поддержку. Каждый раз, когда он пытался меня приободрить, я всегда понимал, что он хотел как лучше, но от его слов
– Не все в этом мире смелые люди, пап. Я бы и рад выйти, да обнять вас, но я даже до дверной ручки дотронуться боюсь, когда слышу, как кто-то проходит мимо моего дома, а вы, так и вовсе, на моём крыльце стоите.
– Ну, хотя бы в окно выгляни, сыночек. Дай нам на тебя посмотреть.
Действительно, чего это я тут запрятался. Выйти я, может, и не в состоянии, как и дверь открыть, но хотя бы выглянуть в окно-то я могу. Хотя бы для того, чтобы поговорить с родителями.
Я взял булки в руки и подошёл к окну рядом с входной дверью. Отодвинув в сторону тюль, я постучал в окно, давая близким знак, к какому окну им следует подойти (просто окна были с обеих сторон от крыльца – я подошёл к левому, со стороны родителей).
Услышав мой стук, мать едва ли ни бегом помчалась к окну; отец же шёл спокойно, хотя в его движениях я всё равно видел несвойственную ему суету. Спустившись на изрядно заросший газон, они встали напротив окна, и я неуклюже помахал им рукой, глупо улыбаясь и делая вид, будто я счастливый человек.
В их глазах я видел жалость, вот только если жалость матери была вызвана состраданием, то жалость отца вызывало презрение: ему было стыдно оттого, что он так и не смог вырастить настоящего мужчину – я видел это – такой взгляд в свой адрес я видел от него слишком часто, чтобы хоть с чем-то его спутать.
– Как ты, сынуля? Похудел, смотрю, сильно. Ты хоть ешь чего? У тебя деньги на еду есть? – Слёзы матери прекратились, но всхлипы остались.
Мне было неловко из-за этой ситуации, и я проклинал себя за то, что ничего не в состоянии с собой поделать. Но всё же я мог хотя бы словами утешить дорогих мне людей:
– Спасибо, мам! Я держусь. Деньги на еду у меня есть. А то, что худой, так это я всё ещё не до конца восстановился после операции. – Улыбка сияла на моём лице, но вот и слёзы, намереваясь вырваться, тоже придавали блеска моим глазам.
– Нам звонила Мария, сказала, что она была на опознании, и что полицейские поймали одного из грабителей. Она на все сто процентов уверена, что это один из тех типов, что напали на вас тогда. Он оказывал серьёзное сопротивление при задержании, открыл огонь, и полицейским пришлось пристрелить его. Ты слышишь, сын, он мёртв. Может, уже перестанешь бояться? Открой дверь. – Отец всё не оставлял надежды, будто мой недуг можно одолеть всего лишь несколькими словами.
– Если бы всё было так просто, па. Второй-то всё ещё на свободе. Да и в этом мире полно других людей подобных им – всех не переловишь. – Мне и самому было стыдно за такое своё поведение, но страх всегда был вещью непокорной.
– Но и не спрячешься. Чего ты добьёшься сидя здесь? Только того, что
– Мы думали, что тебе станет легче от этих новостей, сыночек. Думали, ты нас пустишь, вылезешь из своей скорлупки. – Мама говорила очень мило, и даже нежно. Я сквозь окно чувствовал её заботу, только лучше мне от этого не становилось.
– Боль так быстро не проходит, мам. Во всяком случае, не у меня. Прошло всего лишь пару месяцев с момента нападения: у меня ещё даже плечо не до конца зажило, не говоря уже про психологические травмы. Их-то лечить будет ещё тяжелее. – Я опустил взгляд. Больше я не мог смотреть родителям в глаза (мне совсем стало тяжело на них взирать).
– А что насчёт визита к психологу? – Родители сказали это дуэтом, едва не звуча в унисон.
– Сами видите, что я не могу к нему отправиться, а звать его сюда слишком дорого для меня. Да и как мне с ним разговаривать, через дверь?
– Да хоть как-нибудь, сыночек. А насчёт денег не переживай, мы поможем: возьмём кредит, если потребуется.
И вот тут я рассвирепел: стыд, отчаяние, жалость к себе и даже страх куда-то испарились – меня словно ужалило адреналином. Уверен, что я в тот момент раскраснелся от злости (я чувствовал, как горели мои щёки), а в глазах точно взбурлил кипящий огонь ярости.
– Вот только не надо лезть в долги из-за меня! – Руки тряслись от злости, но я всё же на полусогнутой правой руке выставил указательный палец, направляя его на родителей, будто этим можно было кому-то угрожать.
– Почему? – Отцу не понравился мой тон, и он начал вести агрессию в ответ (судя по всему, это была именно его идея по взятию ими кредита для моего лечения). – Тебе же ведь нужна помощь.
– Нужна, не спорю. – Проявление такой поддержки от родителей заставило меня прослезиться (как же, порой, приятно осознавать, что есть люди, которым ты небезразличен). – Но если вы поможете мне сейчас, то будете помогать мне всю жизнь. Не нужно этого делать. Я всё-таки уже давно взрослый и должен сам решать свои проблемы. Просто верьте в меня; я сам со всем разберусь. Говорят, время лечит. Быть может, оно вылечит и меня. Нужно набраться терпения. Я посмотрю, что можно сделать. Вдруг, удастся найти нормальные онлайн занятия, для преодоления агорафобии. А-то пока только одни инфоцыгане попадались.
– Дай-то Бог, солнышко. Дай-то Бог, чтобы у тебя всё наладилось. – Мама подошла и провела большим пальцем по стеклу: то ли она хотела меня погладить, то ли стереть слёзы с моих щёк – не знаю. Но она точно хотела ко мне прикоснуться, будто бы напрочь забыв про стекло.
– Всё наладится, ма. Всё наладится… А сейчас вы лучше отправляйтесь домой, хватит вам стоять на улице. Погода уже не летняя, простынете ещё. И не переживайте за меня. Я держусь пока и непременно со всем справлюсь.
– Давай, сын, удачи. – Отец кивнул и, развернувшись, пошёл к машине. Мать же ещё несколько секунд постояла, помахивая мне – я махал в ответ.