Отче
Шрифт:
Сандор ощущал себя меж двух огней. Его, не переставая практически бросало из крайности в крайность. То задумывался о том, что Лилиан совсем пропала, то гнал эти мысли прочь и убеждал себя, что согласия с его словами — безусловно добрый знак. Леди Блэр была до безумия противоречива во всём, даже в отношении к нему. Гонит прочь и предлагает отобедать, намекает на радость по поводу его отсутствия и самолично зовёт прогуляться днём. Игнорирует, замирая в кресле каменным изваянием, лишь отвечая скупо на вопросы или активно включается в беседу, загораясь внутренним огнём.
Так
Так не может продолжаться долго.
Подобные пируэты могут его самого довести Бог знает до чего, а Сандор должен оставаться здоровым душой и телом, чтобы нести Его слово и выполнять свою миссию в этом мире.
И так прошла неделя. У Сандора складывалось впечатление, что юная леди просто играется с ним, от того священник злился, а вечером молился и раскаивался в этой злобе. Понимал, что подобное — нормально, что с детьми бывает сложно и вспомнил как часто с нему приходили разбитые родители, говорящие о подобных чувствах!
Господи! Лилиан всего лишь ребёнок, возомнивший себя взрослым и решивший поиграть в их игры!
Но отсчёт был уже начат. Зерно некой... одержимости уже поселилось в священнике и каждую свободную минуту он думал о её словах. Предполагал, что будет нужно сказать и как ответить, каких сил будет стоить не показать своих чувств. Едва ли не впервые в жизни Сандор принимал решение надеть маску перед кем-то, спрятаться, чтобы не спугнуть частички светлого. В подобных душах их так мало, но от того они ещё более желанны к видению. Им так хочется вырваться их тёмного плена, завладеть, рассеять не добрые мысли прочь и растворить их навсегда. Их мало, им тяжело, им отчаянно нужна помощь — они почти кричат об этом через удивлённые, серые глаза!
Сандор лежал на своей койке, скрестив руки на груди и хмурился, в очередной раз перебирая пальцами чётки. Это занятие его успокаивало, подобно колыбельной для младенца, но в последнее время действовало всё хуже и хуже.
Почему? Что с ним стало? Что терзает его душу так часто и больно, что иногда сложно вдохнуть полной грудью?
В Доме Его Сандор больше не знал утешения, не ощущал, как прежде, этого необъятного и величественного. В прихожанках искал тёмные волосы, убранные в простую причёску, и синие платье с золотой вышивкой. Всё надеялся, что однажды Лилиан придёт сюда сама, по своей воле.
Этого, понятное дело, не происходило.
— Одна из тех вещей, что беспокоит Вашу матушку — это Ваше женское начало, — решился на этот разговор Сандор. — Она упорно твердит, что Вы отвергаете свою сторону, цепляясь за мужские дела и обязанности. Почему так происходит, леди Блэр, как считаете?
Камин сегодня был будто бы необычно ярок. Языки пламени весело трещали, пожирая угли и завораживали своей безумной, хаотичной пляской. Не смотря на всё, огонь Сандора всегда влёк — чистая стихия, которой Господь дарует очищение грязной душе, точно так же как, как благословляет новорождённых младенцев через воду.
— Мне претит мысль о том, что женщина априори должна быть слабой. Прятаться всю жизнь за спину отца, а потом — мужа. Если умрёт муж — за сыновей, если те родятся. И в это можно включать всё, что угодно — и физическое, и духовное понятие, и даже честь достоинства. Как будто у женщин отобрали право защищаться, а я с этим не согласна. Если для того, чтобы меня восприняли как равную, нужно владеть оружием, без труда вставать в стремени при галопе коня, не пожалеть иногда и бранного слова — я буду это делать, отче.
— Разве женщина обязательно должна уподоблять себя мужчине для достижения уважения у других? — удивился священник. — Незачем, совершенно незачем. Вы можете построить свою репутацию совершенно на иных вещах. Верность, преданность, кроткий нрав и умение вовремя остудить чужой, пыльный характер. Все эти черты были и у Евы.
— Еву я, отче, считаю слабохарактерной, раз она так просто уподобилась греху. У неё не было своей воли, Ева была лишь дополнением и украшением мужчины.
— Не говорите так, леди Блэр, — склонил голову Сандор в сторону. — В конце концов Вы — её дочь.
— А чей Вы сын? — парировала Лилиан. — Вы постоянно спрашиваете обо мне и моей жизни, но ничего не говорите о себе. Что привело к Богу лично Вас?
Священник даже растерялся. Редко кто-то интересовался подобными вещами. Для людей он был безлик. Без прошлого и без будущего, просто существующий человек — слуга Его.
— Говорили, что я родился на северной стороне Лондона, — задумчиво стал припоминать Сандор. Мне не повезло, как и многим детям не везёт ежедневно. Видите ли, все вокруг считали меня порождением Ада, слишком непривычной им казалась внешность альбиноса. Не могу винить тех людей за это, но в какой-то момент своей жизни я был сломлен, потерян и зол на весь мир вокруг.
Юная леди слушала заинтересованно. Лили было, наверное, занятно узнать историю своего наставника — конечно, ей нужен пример. Сандор как-то вовсе упустил это из виду, ссылаясь только на уроки Господа, Библию и общие понятия. Она же ставит всё под сомнение, ищет причины.
— Одной ночью мне было слишком холодно — наступала уже осень, я был далеко от того места, где обычно спал, а вокруг ни души. Помню, что будто бы кто-то взял меня за руку, подтолкнул вперёд и последние силы я потратил на то, чтобы оказаться возле храма, где живу и тружусь вот уже почти двадцать лет. Один светлый человек смог разглядеть во мне вовсе не беса, а посланника Божьего, решил взять на попечение и обучать — отец Энтони, Царство ему Небесное.
Сандор перекрестился и тяжело выдохнул. Вспоминать этого человека без тяжёлых дум и скорби было никак нельзя. Он знал, что такое неправильно, что старик сейчас в лучшем мире, но ничего не мог с собой поделать. Печаль была естественна, но лишь в умеренном количестве.
— И я стал служить тому, кто спас меня от голодной смерти. Согласитесь, не самая красивая история... Вы довольны?
— Вполне. Вам никогда не приходило в голову, что Господь плохо обошёлся с вашей детской судьбой?