Отцы и дети
Шрифт:
— По зубам били, но они оказались крепче.
На губах, хоть и припухших, всё равно была заметна змеившаяся ироническая ухмылка. К чему или к кому относилась его ирония, было непонятно. Может, к ситуации?
Мытье не очень привело его в удобный для маминого взгляда вид. Фингал оставался, губы распухшие. Только кровь смыта, да рубашка чистая надета и брюки приличные.
Я отчищал щеткой запачканные штаны и старался не смотреть в сторону не больно-то презентабельно выглядевшего сына.
Но всё же взглянул. Остановил свой взгляд и притормозил свои санитарно-гигиенические действия, прикидывая, что бы такое спросить мужское, не сентиментальное и слюнявое. Всего этого будет еще в избытке, когда придет мать.
— Тебе ж надо фотографироваться для паспорта. Давно пора получить его. Скоро семнадцать, а ты всё еще не получил его.
— А на черта он мне нужен?
— Глупости не говори. Ты даже в институт не поступишь.
— Паспорт нужен только полиции.
— Начитался, наслушался. В нашей стране такие законы, значит надо соблюдать правила игры, принятые здесь. А как ты теперь с эдакой мордой запечатлеешься на паспорт?
— А вот я нарочно сейчас пойду запечатлеваться. Пусть и буду такой на всю жизнь.
— Всё игры!.. Ты уже не маленький. Документ будет v тебя на всю жизнь, тут и семейное положение, и место жительства, и... черте его знает что еще будут тут у нас отмечать.
— Группу крови...
— Вот именно.
— А какое имеет значение, что морда моя будет на паспорте кривая?
— Губы толстые. Еще скажут, что из Африки.
— А я и есть почти из Африки. Из Палестины.
— Ты так же оттуда, как я с Марса.
— А гены! Гены мои откуда?
— Да ладно, гены! Ты посмотри на свое славянское обличье.
— А как мое обличье будет сочетаться с национальностью?
— Что с национальностью? А кто ты по национальности?
— Вестимо, еврей.
— Ты такой же еврей, как я китаец.
— А в паспорте будет написано — ев-рей! И всё тут.
— Ты волен выбирать.
— Я и выбрал. Еврей.
— А зачем тебе это? Во-первых, интеллигентные люди никогда не смотрят, что написано в этих бумажках. Будь там у тебя нарисовано чукча, эфиоп, еврей или русский. Нормальные люди смотрят, что ты стоишь как личность.
— Опять пошел занудствовать. Всё это я знаю, проходил.
— Совсем нет. Ты и не еврей по еврейским законам. Национальность у евреев определяется по матери. Отец не достоверен.
— Это ваши проблемы. А я Борисович.
— Вестимо, не Борис. Такое у евреев быть не может.
— То есть? А ты?
— У евреев невозможно назвать именем живого отца. Только по близкому
— Как говорил дедушка: если б я вчера умер, так бы этого никогда не знал.
— Не в этом дело. Это к слову... Ты ж видишь ситуацию в стране. Зачем тебе лишние приключения? Поступи хоть нормально в институт. Потом уж будешь выпендриваться сколько твоей душе угодно. Получи образование сначала.
— Сначала поступи в институт, потом устройся на работу. Это ж вечно.
— Ну и что? Ну, кто смотрит на это, кроме всякого рода фашистов, расистов, ксенофобов, всюду видящих чужих да врагов? Настоящий человек чужд этому. Но сейчас — надеюсь, временно — у нас здесь такие правила игры.
— Опять эти дурацкие правила игры! Да не хочу я играть в ваши игры! Сами играйте! Доигрались! Ты думаешь, чего мне сегодня морду начистили? Митинг разгоняли, а я рядом оказался. Били всех! А кричали про жидов, про сионистов! Внешность славянская! Да их научили: бить надо евреев. Внешность славянская! Пока вы выдумываете ваши правила игры, вас, нас, меня без всяких правил поубивают. Вы все хотите что-то наиграть себе. Вас бьют, давят, не пущают, выгоняют — а вы всё правила игры строите. А потом ты мне говоришь, что играю и я, когда речь идет о каком-то ублюдочном паспорте. Ты понимаешь! Они меня били только за то, что им показалось, что я еврей! Да ничего и не показалось! Научены так! Понимаешь, на-у-че-ны! Я же, тоже дурак, действительно думал, что не похож. Какое это имеет значение! Я не хочу играть с вами! Я хочу, чтоб меня записали так, чтоб били по закону, по вашим правилам!..
Гаврик кричал, бился. Я пытался его обнять, успокаивал. Тот отбивался. Что-то кричал — что, уже и не разобрать... Но тут мы услышали, как открывается дверь.
— Всё, всё, мой мальчик, всё. Успокойся. Делай, как хочешь. Вон мама пришла. Не волнуй ее. Спрячь поначалу свой фингал. Пусть сначала увидит, что ты здоров и нормален. Иди умойся. Умойся еще раз...
— Здравствуйте. Всё мужское население дома на месте? Прекрасно!
ОБ АВТОРЕ
Юлий КРЕЛИН — родился в 1929 голу в Москве. Окончил Второй медицинский институт. Работает заведующим хирургическим отделением одной из городских больниц. Писать начал в 60-е годы, впервые рассказы его были напечатаны в “Новом мире” Твардовского. Автор романа “Хирург”, повести “Хочу, чтобы меня любили” и многих других повестей и рассказов, посвященных жизни врачей и печатавшихся в центральных журналах, а также выходивших отдельными изданиями. Живет в Москве.