Отцы-основатели. Весь Саймак - 7.Игра в цивилизацию
Шрифт:
— В сообщении нашего корреспондента...
— К черту вашего корреспондента! — крикнул Блейн,— Я не знаю, что он вам наплел. Я звоню, чтобы сообщить вам, что гильдия Сновидений решила предать гласности факт проведения опытов. Вы меня поняли? Гильдия добровольно, сама решила обнародовать данные экспериментов! Мы просим создать комиссию и обязуемся в течение нескольких дней передать ей всю информацию. В состав комиссии должны быть включены представители разных профсоюзов, чтобы мы смогли вместе обсудить полученные нами результаты и решить вопрос об их наиболее эффективном
— Блейн! Погодите минуту, Блейн! — Ример взял у него трубку,— Позвольте, я закончу. Вы совершенно измотаны, отдохните немного. Я справлюсь.
Он поднял трубку, улыбнулся.
— Они потребуют подтверждения ваших полномочий, и так далее, и тому подобное,— Он снова улыбнулся,— Гиси хотел это сделать, Блейн. Вот почему Фаррис заставил его уволить меня и в конце концов убил...
Ример сказал в трубку:
— Алло, сэр! У Блейна срочные дела, он вышел. Я расскажу остальное...
Остальное? Что остальное? Все уже сказано.
Сновидения лишились последнего шанса обрести величие и власть. У гильдии был единственный шанс, и он, Норман Блейн, лишил ее этого шанса. Он одержал верх над Гарриет, над Фаррисом с его головорезами, но победа оказалась горькой и бесплодной.
Да, конечно, он спас честь Сновидений. Единственное, что удалось спасти...
Какая-то мысль или внезапный импульс — что-то заставило его поднять голову, будто его окликнул чей-то голос.
Люсинда стояла в дверях. Ее измазанное полосками грязи лицо светилось нежной улыбкой. Глаза были глубокими и ласковыми.
— Неужели вы не слышите ликующих криков? — спросила она,— Не слышите, как приветствует вас вся планета? Как давно, Норман Блейн, как давно не ликовали все вместе люди на этой планете!
УПАСТЬ ЗАМЕРТВО
Всем известно, что после посадки космического корабля на девственной планете проходит не менее недели, прежде чем первый представитель местной фауны решится покинуть свое убежище и выползет осмотреться. Но на этот раз...
Не успели мы открыть люк и спустить трап, как стадо кус-тавров тут же сгрудилось вокруг корабля. Они стояли, плотно прижавшись один к другому, и выглядели неправдоподобно. Казалось, они покинули рисунки карикатуриста, допившегося до белой горячки, и, как часть его бреда, явились нам. Размерами они превосходили коров, но явно проигрывали последним в грациозности. Глядя на куставров, можно было предположить, что форма их тел возникла в результате постоянных столкновений с каменной стеной.
Разноцветные пятна — фиолетовые, розовые, изумрудные и даже оранжевые — покрывали бугристые синие шкуры этих блаженных созданий. Оригинальная расцветка, которую не имеет ни одно уважающее себя существо. Суммарно пятна складывались в подобие шахматной доски, сшитой из лоскутов, хранившихся в сундуке старой сумасшедшей леди.
Если начистоту, не это было самым жутким... Из их голов, туловищ и всех остальных частей тел тянулись вверх многочисленные побеги, создавая впечатление, что существа прячутся в зарослях молодого кустарника, вернее, неумехи пытаются прятаться. Довершали эту картину, делая ее совершенно безумной, фрукты и овощи — или то, что могло напоминать фрукты и овощи,— росшие на побегах.
Мы спустились по трапу на зеленую лужайку перед кораблем. Несколько минут прошли в молчании: мы разглядывали куставров, они — нас, пока одно из существ не двинулось в нашу сторону. Оно остановилось в двух-трех метрах, подняло печальные глаза и упало замертво к нашим ногам.
Тут же стадо развернулось, и куставры, неуклюже топоча, поползли прочь, как будто выполнили возложенную на них миссию, удовлетворили собственное любопытство и отправились по домам.
Джулиан Оливер, ботаник, поднял трясущуюся руку и смахнул с лысины капельки пота.
— Очередная эточтовина...— простонал он,— Ну почему, объясните мне, нам никогда не везет? Почему мы не можем высадиться на планете, где все ясно и просто?
— Потому что они существуют в мечтах,— ответил я.— Вспомни кустарник с Гэмал-пять, который в первую половину жизни неотличим от спелого земного помидора, а во второй перерождается в ядовитый плющ, опасный для человека по категории А.
— Я помню,— печально отозвался Оливер.
Макс Вебер, биолог, осторожно приблизился к упавшему куставру и легонько пнул тушу ногой.
— Все дело в том,— неторопливо начал он,— что гэмалианский помидор — подопечный Джулиана. А эти существа... Как вы их обозвали? Да, куставры. Так вот, они всем стадом взгромоздятся на мою тонкую шею.
— Так уж и на твою! — запротестовал Оливер. — Что, к примеру, ты можешь сообщить нам о кустарнике на теле существа? Ничего конкретного. Вот и получается, что мне с куставрами придется повозиться не меньше твоего.
Я быстро подошел к ним, чтобы прервать спор. Вебер и Оливер не прекращают его уже в течение двенадцати лет, именно столько, сколько я их знаю. Ни две дюжины планет, на которых мы работали, ни сотни парсеков не смогли изменить их взаимоотношений. Я отлично знал, что остановить спор невозможно, но в данной ситуации имело смысл отложить его на некоторое время.
— Прекратите,— вмешался я.— Через пару часов наступит ночь. Надо решить вопрос с лагерем.
— Но куставр...— начал было Вебер.— Мы не можем оставить его лежать...
— Почему бы нет? На планете их многие миллионы. А этот пусть лежит.
— Но ведь существо упало замертво! Ты же сам видел!
— Да, видел, но именно этот куставр был старым и больным.
— Нет. Существо находилось в расцвете сил.
— Давай перенесем беседу о физическом состоянии куставра на вечер,— подключился к разговору Альфред Кемпер, бактериолог.— Я заинтригован не меньше твоего, но Боб прав: надо решить вопрос с лагерем.
— И еще,— добавил я, сурово поглядывая на своих товарищей,— каким бы безопасным и благополучным ни выглядел этот мир, мы обязаны строго соблюдать все пункты инструкции; ничего не рвать и не есть. Пить только ту воду, которую мы привезли с собой. И не совершать ночных прогулок в одиночку. Ни малейшего проявления беспечности!