Отдаленные последствия. Иракская сага
Шрифт:
Аль-Хасан выслушал и озадаченно надул полные щеки.
— Они выглядели, как вы? Тоже одеты в кожу пустынной ящерицы?
Маккойн посмотрел на свой комбинезон.
— Почти, — сказал он.
Аль-Хасан покачал головой.
— Нет, таких людей мы видим впервые.
— Они были здесь еще вчера утром, мы говорили с ними!
— Значит, они ушли, — пожал плечами халиф.
— Это невозможно, — возразил Маккойн. — Они солдаты, они не могли просто так уйти. Я должен знать, где они сейчас.
Дерзкие слова заморозили воздух вокруг трона, заморозили нежную музыку, писец перестал писать, стражники и Бен-Барух
— У вас нет причин подвергать сомнению слова самого великого халифа, о, доблестные воины!.. Восемь дней назад мы торжественно въехали в эту крепость, и ни один человек вида столь же необычного, как и ваш, не появлялся в этих стенах.
— А что за трупы висят у вас на башне и на воротах? — подал голос матрос Фолз.
Бен-Барух скосил взгляд на халифа, лицо которого напоминало цветом переспевшую клюкву.
— Э-э… Вы задаете вопрос хозяину не только этой крепости, единственному и безраздельному владельцу не только этой земли и этих строений, но также и всех обитающих в ней…
Аль-Хасан перебил его короткой гневной тирадой, переводить которую Макфлай не стал.
— Слушаю, мой повелитель… — смиренно согласился Бен-Барух, и снова обратился к гостям:
— Тела, кои вы видели, принадлежали преступникам, шпионам и прелюбодеям, поскольку даже на благословенной земле халифата есть беспечные люди, идущие тропами мрака. Понимая скрытый смысл вашего вопроса, хочу заверить, что среди них не было ни одного, кто походил бы на вас ростом или одеждой…
Капитан Маккойн молча смотрел на него, и главный мушир почувствовал себя неуютно.
— Может, вы просто не там ищете? — спросил Бен-Барух, вдруг переходя на менее возвышенный слог. — Может, ваши товарищи сидят в другом месте? Если очертить воображаемый круг, чей центр находится в Аль-Бааре, а поперечник равняется двум дням конного пути, то внутри окажутся несколько укрепленных поселений, где они вполне могли остановиться…
— Мы проверим все окрестности, — перебил его халиф, успевший сменить окрас на более спокойный, и вернуть глазные яблоки на место. — Я дам вам десяток конных воинов сопровождения, которые знают местность, как свои пять пальцев. Мог бы дать и больше, если бы точно знал, что завтрашнее утро наступит, как ему полагается. Но мои прорицатели, увы, не могут загадывать так далеко…
Слова халифа прервал тонкий высокий звук лопнувшей струны. Музыка скомкалась и тут же смолкла, танцовщицы в нерешительности остановились.
— Что случилось? — крикнул Аль-Хасан, трижды ударив в ладоши. Он снова выкатил глаза и приложил ладонь к уху. — Почему пропали милые сердцу звуки, призванные веселить моих достопочтимых гостей? Кто ослушался моего приказа?
Девушка, чей инструмент вышел из строя, горестно вздохнула, отчего взлетела прикрывающая лицо короткая накидка, Мако обратил внимание на светлые волосы, короткий европейский носик и пылающие лихорадочным румянцем щеки.
«Белокурая бестия, — подумал он. — Как она тут оказалась?»
Она лихорадочно пыталась вставить порванную струну в колок, но ничего не получалось. Руки дрожали крупной дрожью, словно кто-то невидимый нарочно пытался ей помешать. Танцовщицы застыли на месте, как по команде «замри», никто не шевелился, не произносил ни звука, и халиф все так же не отрывал от уха свою раскрытую ладонь. Смысл происходящего оставался для Мако непонятен, хотя было в этой мизансцене что-то неприятное, угрожающее, зловещее. Он почему-то решил, что должен, во что бы то ни стало, помочь этой симпатичной музыкантше или хотя бы попытаться это сделать, поскольку в музыкальных инструментах капитан Мако ровным счетом ничего не смыслил. Но его опередили.
Из мерцающего полумрака уверенным стремительным шагом вышла еще одна девушка — высокая и гибкая. Она явно не была танцовщицей, подавальщицей или кем-то из смотрительниц дворцовой челяди: так мог появиться на утреннем совещании молодой председатель совета директоров, припозднившийся на несколько минут и нисколько этим обстоятельством не смущенный. Не только манеры, но и одежды выдавали ее высокое происхождение: золотые башмачки с загнутыми носами, шаровары из зеленого шелка, красная курточка, едва прикрывающая живот, на лбу — широкий золотой обруч с изумрудом, удерживающий легкую чадру.
Коротко поклонившись опешившему халифу, девушка подошла к белокурой музыкантше, быстро закрепила струну, подтянула ее, настроив на нужный лад, и взяла пробный аккорд, который прозвучал мелодично и чисто. Белокурая попыталась вскочить или, наоборот, упасть ниц, но была остановлена властным движением маленькой ладони. Музыка продолжилась с оборванной ноты, танцовщицы снова закружились в мягком, обволакивающем танце. Повисшее в воздухе напряжение развеялось, как дымок кальяна на сквозняке.
— Это моя дочь, принцесса Гия, — произнес Аль-Хасан, притворно нахмурившись.
— Та самая, из сказок и легенд?! — ахнул Макфлай, но халиф не обратил на это никакого внимания.
— Она единственный человек во всем халифате, кто может пройти без приглашения в мои покои и остаться в живых. Даже заступничество за нерадивых сходит ей с рук!
В густом властном голосе перемешались государев гнев и глуповатая родительская гордость. Но Гия даже не повернулась в его сторону. Случайно или нет, но она встала так, что свет факелов сделал невидимой вуаль, прикрывающую лицо. Надо сказать, принцессе было чем похвалиться: огромные миндалевидные глаза, яркие чувственные губы, небольшой носик с восточной горбинкой, которая совершенно ее не портила, безупречный овал лица, — такое впечатление, что именно с нее художники студии Уолта Диснея пытались рисовать своих восточных красавиц, хотя так и не смогли приблизиться к оригиналу. К тому же, насколько позволяли судить ее свободные, но легкие одежды, принцесса обладала вполне спортивной фигурой, выгодно отличавшей ее от большинства иракских женщин, которых морпехи встречали на своем пути от Фао. Высокая тонкая талия вызывала настойчивое желание подойти и проверить, действительно ли ее можно обхватить пальцами двух рук.