Отдаленные последствия. Том 1

Часы показывали без двадцати пять. Ну, если по правилам, то шестнадцать часов сорок две минуты. Карга ждет его к пяти, к семнадцати то есть, а до ее дома осталось максимум полторы минуты самым неспешным шагом. Погодка та еще, январь в самом сыром бесснежном, зато ветреном варианте, от прогулки никакой радости, но и приходить раньше времени неохота. Точность – вежливость королей. Мама всегда говорила: давать людям нужно то, что у тебя есть; денег нет на подарок – своими руками сделай, стишок сочини, картинку нарисуй; совсем ничего не умеешь – подари свое уважение. Правда, про связь между уважением к людям и умением обращаться со временем Матвей понял не сразу, мал еще был, когда мама впервые это сказала, но потом, по мере взросления, дотумкал, конечно. Хорошая у него мама, умная, хотя считается

почему-то, что если продавщица в супермаркете, значит, отстой. Если честно, то Матвей и сам до определенного возраста так думал и даже немножко стеснялся отвечать, когда спрашивали, кто у него родители. Отец таксует, мама за прилавком стоит. Сейчас, когда ему уже двадцать три, то и дело душу окатывает стыдом за те подростковые глупости. Нельзя ни стыдиться людей, ни гордиться ими, их можно только любить и уважать или не любить и не уважать, без вариантов. Если человек чего-то достиг, то это его собственная заслуга, а никак не твоя, и он, может, и имеет право чем-то там гордиться, а ты при чем? Достиг человек, добился, сумел, преодолел – умей порадоваться за него, поздравь. Сделал он гадость – пусть ему самому будет совестно, а ты можешь только посожалеть, что человек морально опустился. Вот старую каргу Матвей не любит, бесит она его, но – уважает, с этим не поспоришь. Кстати, с каргой его отец и свел, он же не просто таксист, он – водитель такси ВИП-класса, на работе в костюме и при галстуке, сорочки всегда свежие и наглаженные, ботинки сверкают. Дресс-код, понимать надо. Старую каргу отец как-то вез в аэропорт, путь неблизкий, разговорились, Светлана Валентиновна посетовала, что с интернетом у нее дома постоянные проблемы, говорят, нужно менять провайдера и ставить более продвинутый роутер, а ей это сложно, вот отец и предложил, мол, если хотите, я вам своего сына пришлю. Светлана Валентиновна это карга и есть, если кто не понял.

Интернет Матвей ей наладил, само собой, уж он-то отлично сечет фишку: в каком районе Москвы у какого провайдера оборудование надежнее. Настроил роутер, усилители купил и по квартире распределил так, чтобы до всех углов и закоулков вайфай доставал.

– Я уже старенькая, – сказала ему в тот раз Карга Валентиновна, – здоровье частенько подводит, иногда по нескольку дней лежу или в постели, или на диване, не встаю, а мне работать нужно.

Работать! Это кем же таким она, интересно знать, работает, что ей прям круглые сутки и из любой позиции нужен доступ в интернет? Небось сериалы свои старушечьи смотрит целыми днями да светские сплетни читает. Когда Матвей был совсем маленьким, с ними жила отцова бабушка, Матвею, стало быть, прабабкой приходилась, так она как включала с утра телик – так до вечера и не выключала, все подряд смотрела: и новости, и мультики, и политику всякую, и кино, концерты, в общем, что показывали – то и смотрела.

Подозрения подтвердились, когда Карга попросила его навести порядок на ее компьютерном рабочем столе и вывести на экран иконки сайтов двух десятков телеканалов и десятка радиостанций. И это при том, что в квартире у нее три телевизора, он своими глазами видел: в гостиной, в спальне и на кухне. Обсмотрись, хоть в постели, хоть на диване, хоть за чаем с плюшками. Видя его насмешливое недоумение, Карга пояснила:

– Я не смотрю телевизор, у меня на это нет времени.

– А как же тогда…

– Я работаю, – женщина тонко улыбнулась, отчего ее испещренное глубокими морщинками лицо стало похоже на смятую бумажку. – Я не смотрю то, что показывают, я это изучаю. Разница понятна?

Матвей кивнул, хотя на самом деле не очень понимал. Но выглядеть дураком в глазах старухи не хотелось. По его мнению, в телевизоре показывали откровенный бред, перемежавшийся лажей и глупостями. Как можно это изучать? Для чего? Он решил, что старуха или прикидывается умной, или прикалывается, а может, у нее крыша съехала, лет-то до фига…

Когда уходил в тот самый первый раз, Светлана Валентиновна протянула ему деньги – хорошие, достойные, он и не рассчитывал, что его услуга будет оценена столь высоко, уверен был, что просто делает одолжение, бесплатное, ведь мама всегда учила, что старикам нужно обязательно помогать, даже если выходит в ущерб себе. Матвей деньги брать не хотел, но Карга настояла:

– Мне еще не раз понадобится твоя помощь, а если не будешь брать деньги – не стану к тебе обращаться.

Ну, раз так, то взял, конечно. Деньги лишними не бывают.

Шестнадцать

пятьдесят три… В телефоне не поковыряешься, ветер холодный, снимешь перчатки – руки мгновенно заледенеют. Осталось семь минут. Что такое семь минут для нормального человека? Да тьфу! Но не для Светланы. У нее вся жизнь чуть ли не по минутам расписана, как она сама говорит, «плотно упакована». Может, старуха сейчас как раз переодевается, она все делает очень медленно, думает, что у нее еще семь минут есть в запасе, а тут он явится, здрасьте вам, открывайте мне дверь со снятыми штанами. Ладно, подождет еще, пройдется до угла и назад. Старуха ценит его пунктуальность, всегда хвалит, говорит, что по Матвею можно часы сверять, и почему-то от ее похвал у него делается теплее на сердце.

Вот уже почти три года он регулярно ездит к Карге Валентиновне, помогает таблицы составлять, списки какие-то бесконечные, графики и диаграммы рисовать.

– Давайте я вас научу, это же просто, – предложил он как-то. – Не будете от меня зависеть.

Если она не будет от него зависеть, то и заработка от старухи ему не видать, Матвей это понимал, но он любил, чтобы все было по-честному. Так мама с отцом воспитали. Он ни минуты не сомневался, что для Светланы Валентиновны освоить работу с нужными программами – раз плюнуть, у нее мозги пашут – дай бог каждому, недаром же столько регалий у нее, и научных трудов, ею написанных, целая полка.

– Мой юный друг, – ответила тогда Карга, – я уже в том возрасте, когда любое обучение протекает крайне медленно, а времени у меня впереди очень и очень мало, и я не могу позволить себе тратить его на все подряд. Есть вещи, которые никто, кроме меня самой, не сделает, но во всем остальном я предпочитаю прибегать к посторонней помощи в целях экономии жалких остатков дней, которые мне осталось прожить.

Матвею при этих словах стало отчего-то грустно. Конечно, Светлана уже ветхая совсем, ей восемьдесят с большим гаком, и понятно, что в любой момент… Но жалко ужасно. И дело вовсе не в деньгах, которые она щедро платит за помощь. С ней интересно, она всегда сначала объясняет, какую таблицу или диаграмму они будут делать, а потом рассказывает и показывает: что получилось и к каким выводам привело. Ум у Карги Валентиновны цепкий, острый, слушать ее пояснения – одно удовольствие, и в какой-то момент Матвей поймал себя на том, что не только получает новые знания, но и непроизвольно транслирует их вовне, когда общается со своей тусовкой. Народ был в шоке, услышав от него кстати вставленную реплику о чередовании запроса на свободу, запроса на стабильность и запроса на справедливость. Больше всего Матвею нравилось, когда Светлана Валентиновна занималась статистикой дорожно-транспортных происшествий: ему как мужчине это было и понятно, и любопытно, а старушка-профессор не только цифрами сыпала, но и конкретные истории рассказывала, да такие порой, что у него в горле першить начинало и глаза подозрительно почесывались.

Но бесила его Светлана до умопомрачения. Она все записывала. Вот прям все-все, даже кто когда и с какой целью ей позвонил, не говоря уж о подготовке к походам в магазины. Походу обычно предшествовала ревизия холодильника и кухонных шкафов: Карга смотрела и диктовала, Матвей послушно записывал. Потом Светлана Валентиновна садилась за стол и начинала составлять список покупок, сверяясь с результатами инвентаризации:

– Рис, – произносила она, закрыв глаза и делаясь похожей на спящую черепаху.

– Полпачки, – отвечал Матвей, глядя в записи.

– Пропускаем. Гречка.

– В пачке на донышке.

– Записывай две пачки. Макароны.

– Вообще нет.

– Пиши: две упаковки. Йогурт.

– Один.

– Пиши: три, если сроки подходят, и шесть, если срок приличный.

Она всегда точно знала, какие продукты и сколько ей нужно на неделю, на две, на месяц, отвечала сразу, без подсчетов и раздумий. И вообще каждую минуточку берегла как зеницу ока.

– У меня старческий тремор, я уже не могу записывать от руки так же быстро, как в молодости, – объяснила она Матвею. – Если я одна, то приходится управляться самостоятельно, но когда рядом кто-то есть – стараюсь пользоваться помощью. Время – это единственное, что имеет смысл экономить. Деньги можно заработать или получить, в наследство например, здоровье можно поправить при помощи медицины, и только время абсолютно неумолимо, мы над ним не властны, потратим впустую – другого уже не выдадут, и не одолжить его, и не украсть, и не купить.