Отдать душу
Шрифт:
— Тогда вон те два, — его палец ткнулся в два строящихся дома, что стояли рядом друг с другом. Над ними, словно кормилица, горбатился башенный кран. — Это их дети. А какую роль определим хрущевской пятиэтажке?
Она поглядела на разлегшуюся далеко внизу хрущевку, сердце сжалось:
— Это старик, добрый, жизнерадостный старик. У него все позади, а он радуется рассвету, как ребенок.
— С чего это ты взяла?
— Посмотри, как подмигивает окнами. Он хороший, жаль, что скоро умрет.
— Не грусти, на его месте родится
Дом приоткрыл один глаз, другой.
— С добрым утром! С добрым утром! — понеслось со всех сторон.
— С добрым утром! — отозвался проснувшийся. — И с хорошим днем.
Последнюю фразу он обратил к двоим, что вглядывались сейчас в мир одним из его глаз. Но те уже бросили фантазии и отправились завтракать. Потому вряд ли услышали.
Фонтан искр сорвался с его ладони, ударил в потолок, осыпал все вокруг. Он опустил усталые руки и окинул тяжелым взглядом границы круга. Круга света, в котором он теперь стоял. Слабовато получилось, он и сам прекрасно это понимал. В прошлый раз было лучше, а до того и вообще выходило идеально. А теперь… Стареем, стареем, пронеслось в голове, но с губ уже срывались новые заклинания.
И снова он вскинул руки над головой, обдавая все вокруг себя сверкающим фонтаном.
— Ты волшебник? — донесся откуда-то из темноты удивленный голос.
— Да, — он хотел бы сказать это резче, но голос сам по себе прозвучал мягко. — Да. Я — волшебник!
Дверь отворилась со второго раза. Женя вошел в пустую квартиру, щелкнул выключателем. Свет лился тусклый, из трех лампочек в люстре осталась одна, остальные перегорели. А менять лень. Незачем менять. Для кого? Маша ушла, вот уж никогда не думал, что она хлопнет дверью. Никогда не мог представить себе, что эта Маша, с которой прожили под одной крышей двенадцать лет, соберет вещи, заберет детей и уйдет неизвестно куда.
Женя вздохнул тяжело, но даже сочувствия теперь ожидать было не от кого. Не от стен же, в самом деле? Он тихо прошел на кухню, тихо открыл пустой холодильник, тихо достал ошметки колбасы и зачерствевшую горбушку. Тихо, непривычно тихо. Слышно, как тикают часы, вперед ушли на тридцать семь минут, значит, скоро встанут. Слышно, как монотонно капает вода, в ванной кран подтекает. Слышно, как жужжит сонная осенняя муха, толстая и медлительная. Откуда она здесь взялась?
Евгений через силу сжевал бутерброд и отправился в спальню. Свет включать не стал. Упал, не раздеваясь, на неразобранную постель. Хотел заснуть, не получилось. Сон не шел. Тоскливо барабанил дождь за окном, а перед глазами вставало ее лицо. Как хотелось ему возненавидеть это лицо, как хотелось возненавидеть ее. Не вышло. В истерзанной душе устроили дружескую пьянку
Когда наконец удалось задремать, ему приснилась Маша. Она смотрела укоризненно, говорила с ехидством:
— … Сколько можно? Ты посмотри на себя. На кого ты похож? Кто ты?
— Я — волшебник. Добрый волшебник.
— Ты не можешь быть волшебником. Тем более добрым. У тебя жена одна дома целыми днями. Ты детей своих не видишь. Приходишь и спать валишься. То репетиции, то хрениции… добро бы еще денег приносил, а то работаешь за гроши.
— Я люблю свою работу, — устало оправдывался Женя.
— Ты не любишь свою семью. Она не нужна тебе.
— Не говори глупостей…
— Да иди ты! — сообщила жена и отчего-то сама ушла, хлопнув дверью.
От этого хлопка Женя проснулся. За окном светлело и все так же беспросветно постукивал дождь.
Он представил себе, как энергия скапливается на кончиках пальцев, как набухает светящимся шаром, даруя ощущение мощи. Пора. Бросил шар в темноту…
Нет, не вышло. Опять не вышло. Все как-то скомкано, коряво. Все бездарно. Внутри паршиво, а на лице должно быть ровно, спокойно и доброжелательно. На лице должна быть уверенная улыбка.
— Ты… волшебник?..
— Да! Я волшебник!!! — провозгласил он.
Я все еще волшебник, кричало внутри, но он сдержался.
— Я добрый волшебник, а зовут меня…
— Ты что, с ума сошел? — гневно кричал Олег Дмитриевич. — Через пятнадцать минут начало. Твой выход, а ты!…
— Я не пойду, Олег, — пробормотал Женя. — Не хочу больше. Не могу…
— Совсем п…нулся? Припирается с опозданием, не брит, не загримирован, не одет и еще сообщает, что не может. Я тебя уволю!
Женя тяжело вздохнул:
— Увольняй. Я не могу. Я больше не люблю детей… ненавижу… Не могу им улыбаться. Мне все надоело.
Олег гневно стрельнул глазами, подскочил как ошпаренный и побежал к двери.
— Одевайся! — рявкнул, не оборачиваясь.
— А ты куда? — тусклым голосом спросил Евгений.
— Бритву тебе искать, мать твою! — хлопнул дверью Олег.
Сноп искр взлетел к потолку, осыпался мелкими блестящими осколочками. Опять паршиво вышло, руку задержал. В зале тишина, обычного вопроса не последовало.
— Здравствуйте, ребятишки! — зычно прогрохотал он. — А вы знаете, кто я?
— Волшебник? — робко предположил кто-то.
Внутри что-то болезненно дернулось. Сохранить улыбку на лице стоило невероятных усилий.
— Правильно, — чуть хрипло выдохнул он. — Я добрый волшебник, а зовут меня… Ребята, а вы знаете, как меня зовут?
Уборщица, недовольно морщась, сметала со сцены блестки. Щетка загребала сверкающие искорки, но те прилипали, цеплялись за дощатый пол, от чего щетка в руках уборщицы двигалась все более резко и нервно.