Отдай свою душу
Шрифт:
Ещё полчаса конкурсов, небольшой спектакль с вовлечением в действие всей малышни, а потом торжественный вынос торта. Меня ловит фотограф, желая запечатлеть рядом с Федором и Петром. С трудом удаётся выдернуть их из толпы, сначала возмущаются, но потом притихают, больше под строгим взглядом Светы. Опять щемящее чувство, что чудовищное количество времени было потрачено зря и сейчас по крупицам я начинаю возвращать доверие своих собственных детей. Федька даже соглашается поцеловать меня на камеру, он мягче, Петр — нет, только откидывается мне на плечо, сидя на колене. Придерживаю, осторожно поглаживая по боку. Не дергается. Для него это уже прогресс. Последовательность
Оглядываю зал. Рудова не видно. Отметился и дальше. Из рассказов Паши о его ритме жизни, удивительно, что он нашёл время вообще заехать. До основного действа ещё есть время, так что по шумок сваливаю на террасу. Прикрываю створки дверей. Становится тише.
Августовский вечер. Сумерки. Тёплые, вязкие, наполненные безумным разнообразием ароматов цветущего сада, раскинувшегося вокруг. Вдох и волна наслаждения. Небо… замираю от восторга… Мне нужна моя кисть и краски… Быстро достаю телефон, чтобы хоть частично запечатлеть волшебство доступное глазу.
Вздрагиваю. Прямо рядом с ухом, почти касаясь его.
— Ты такая забавная, когда думаешь, что тебя никто не видит, — шепот, от которого мурашки бегут по шее.
Руки ложаться на талию, а он сам слегка прижимается к моей спине.
— Рудов, убери руки, — начинаю злиться из-за своих реакций и пускаю в ход наш семейный ледяной тон.
— Куколка, ну, кого ты обманываешь?
Сразу же прерываю.
— Это ты свою резиновую подружку так называй, — цежу с издевкой. — А меня не смей! — хочу сбросить его руки, но он ужесточает захват и я в долю секунды оказываюсь в нише за углом от выхода на террасу.
— Зачем она мне, если ты… здесь и сейчас? Совсем не резиновая… жива-а-ая, те-е-еплая, — он разворачивает меня, с силой прижимая к перилам, фиксируя своими бедрами и удерживая мои руки внизу. Глаза в глаза, мой рост, плюс каблуки позволяет. И опять эта манящая глубина темно-карих глаз. Дыхание, заставляющее колебаться крылья носа, втягивая мой запах. Автоматически делаю вдох глубже, до одури желая окунуться в его ледяную свежесть. Замечает, пытается поцеловать, уворачиваюсь. Раздумываю над тем насколько уместен удар головой, и еще раз привет, Дениска. Рудов с расквашенным носом живописное зрелище.
— Энджи, милая, не представляешь, как я хочу тебя, — и это все, как в моей мечте… без его дебильного выеб…вания, зашкаливающего превосходства, едких подколов. Честно, открыто и очень искренне.
И пока я ошарашенно хлопаю глазами, решая не померещилось ли мне это, его губы добираются до моих, подчиняют и не оставляют ни единого шанса на капитуляцию, наши языки встречаются, осторожно касаясь друг друга, неторопливо изучают, а потом отдаются друг другу со всей страстью. Мне не хватает воздуха, голова идёт кругом от ощущений настолько ярких, что мозг потом будет светиться сутками. Мои руки уже не нужно удерживать, они комфортно обосновались на затылке Рудова, принимая сеанс иглотерапии от его жёсткого ёжика. Скольжение пальцев от колена до кружева чулка, подхлестывает итак беснующееся возбуждение. Неуловимое движение и мои стринги стянуты до уровня чулок. Где-то на задворках сознания, которое сейчас заперто в тёмном чулане, злой мачехой — мной, раздаются отголоски мыслей, что я могу пожалеть, но мне слишком хорошо, чтобы прислушиваться к этим едва различимым звукам.
Рудов чуть приподнимает меня, усаживая на перила, они достаточно узкие, чтобы можно было без труда сохранять равновесие, но его твёрдая рука надёжно
— Ты хочешь этого? — тихий тяжелый из-за дыхания голос.
На миг прикрываю глаза.
Резкое движение вперёд и я сливаюсь с ним — на грани удовольствия и боли. Склоняет голову к моей шее, целует, одновременно кусая, словно оставляя метку. А потом начинается то, чего я не испытывала никогда в жизни… Размер, вернее объём, действительно, имеет значение. Он прошелся по всем моим нервным окончаниям, не просто коснувшись, а заставляя их работать в полную силу. Все внутри трепещет от инстинктивного желания разрядки. Рудов точно знает, что делает, прямолинейно, целенаправильно входя в меня и с каждым разом усиливая напор. Не чувствую тела, только сгусток энергии, которая требует немедленного выброса. У меня из груди вырываются уже не стоны, крики, сдерживать, которые не хватает сил.
— Сделай это… Попроси меня… — хрипит Рудов.
— Пожалуйста, — сиплю я, потому что уже давным-давно не могу нормально сглотнуть.
— По имени…
— Пожалуйста! — выкрикиваю, срываясь от возбуждения. — Женя… — уже на выдохе.
Он мгновенно меняет угол наклона и через несколько секунд мощнейший оргазм накрывает меня своей волной… второй… третьей…
Прихожу в себя спустя… сколько?.. Музыка ещё звучит… я уже приведена в порядок и просто стою в объятьях Жени. Надежных, сильных.
— Как ты? — глаза пытливо меня рассматривают, голос уже полностью спокоен.
Мычу что-то невразумительное в ответ. Тело вернулось, мозг ещё в пути.
— Ну, вот, кукла… а ты говорила, что этого никогда не будет, — заливается тихим, почти без звучным смехом.
А я… я…
Ах, ты мелочная злопамятная сука… Рудов! Запихиваю всё хорошее, что успела вытащить из меня Света за последние два месяца… Слёзы? Попытки завоевать твоё внимание? Да, ты шутишь! Я до десяти лет прожила в условиях, где всем было просто насрать на меня. Поэтому…
— Пошёл ты на х…й, Рудов! — удар в солнечное сплетение. Да, Дениска, да! С ненавистью отпихиваю того, в ком казалось несколько минут назад, увидела душу. Всё нахер! Вхожу в зал с высоко поднятой головой.
Похеренные воздушные замки и дохлых единорогов сегодня позже залью спиртным, чтобы хорошенечко растворились, а завтра преспокойно смою в унитаз. Энджи Верова умеет избавляться от разбитых иллюзий… Опыт, мать его…
Энджи
<