Отдайте сердца
Шрифт:
– Мы все помним ту осаду, – хмуро ответил Ремон Тью. – При всем уважении, не надо делать вид, что вы один настрадались и поэтому стали миротворцем. Если вы против войны, то вы ничего не теряли из-за действий Киона – ни своих земель, ни своих людей.
– А кто-то здесь терял? – Эйнар не удержался от ухмылки. Он увидел, как Альдо покрутил кисть, будто разминал перед ударом.
– Тьяр Дон был моим отцом, и кионский наемник его убил! – худенькая девушка грозно потрясла кулачком. – Мы приехали сюда, потому что мама боялась, за нами придут тоже!
Эйнар жалостливо
– Я соболезную вам, сена Дон, – Эйнар поклонился девушке. – Если вам или вашей семье понадобится помощь, вы всегда можете прийти в церковь Эйна. Вы не одни здесь.
Ользо громко хмыкнул. Ремон все не унимался:
– При всем моем уважении, я должен сказать, что ваша паства – это по большей части необразованные крестьяне и рабочие. Приличным девушкам не место в вашей церкви.
Кончики пальцев наливались жаром. Чуть сжать руки – и каждый из троицы успокоится. Сердце будет биться медленно-медленно, и не захочется им уже ни спорить, ни даже стоять.
– Алеонте – это и есть крестьяне и рабочие. Большая часть из нас – потомки беглых рабов, и нет здесь тех, кто равнее других.
Дано еще сильнее выпятил грудь – точь-в-точь бойцовский петух.
– Не нужно обвинять нас, если сами не способны дать ответ. Знаете, что я вам скажу? Вы просто душный козел, который как старик прячется за сводами своей церкви и не может по-мужски принять войну.
– Чего вы от меня ждете, сен Фьела? Что я обижусь и пожалуюсь? Или влезу в драку с вами? А может, одумаюсь и начну выступать за войну?
Эйнар все понял. Грубость в присутствии короля могла стоить головы любому. Этот лощеный двор никогда не позволял себе прямого вызова – не считая юнцов, живущих ради дуэлей, – нет, здесь проклятья прятали за лестью, а вместо кулаков пускали в ход слова острее кинжалов. Если король спокойно наблюдает за ссорой, она с его подачи.
Конфликт королевской власти и церкви родился столетия назад, и сейчас, когда Эйнар открыто высказался против войны – уже дважды! – это стало для Альдо финальной чертой, которая могла подвести к крушению его планов. Но он не мог в открытую выступить против церкви – в Алеонте было слишком много верующих. Король хотел, чтобы душа сам скомпрометировал себя – и начал строить план кирпичик за кирпичиком.
Эйнар чувствовал себя мальчишкой во дворе школы, которому бросают оскорбления и подбивают на драку. Ударить первым – быть наказанным. Смолчать – показать слабость. Но он ведь уже не был мальчишкой, да и не школа это вовсе, а на кону не собственная честь, а судьбы жителей Алеонте. Альдо думал, что оба решения ударят по Эйнару: смолчав, он покажет, что церковь ниже королевской власти, выступив против, предстанет несдержанным глупцом.
Видимо, Альдо забыл, что церковь Эйна не про смирение, а про борьбу.
Ользо опять громко хмыкнул – все слова забыл? Королю надо было выбрать кого поразговорчивее.
– Драка? – Дано рассмеялся. – Ну что вы, разве могу я соперничать с магом? А без магии вы будете слабее меня – неравный бой мне не нужен. Я знаю, что ваша вера – не вера сильных.
Во имя Эйна, до чего глупые, жалкие попытки! Проблема заключалась в том, что среди слушающих никого, совсем никого не было из церкви. Что бы Эйнар ни сказал, его поставят на место подстрекателя. Любые его слова перековеркают, а поступки увеличат во сто крат. Альдо даже не нуждался в умных подручных – хватало задир, бросивших несколько громких слов.
Пусть посмотрят, чья это вера, и кто здесь не сильный.
Эйнар положил руку на хлыст, неизменно висящий на поясе. Тот был хорош – легкая деревянная рукоять в двадцать пять сантиметров и четырехметровый плетеный ремень, не чета красивым, почти игрушечным кнутам остальных аристократов.
– Если вы хотите вызвать меня на поединок, сен Фьела, скажите это прямо.
– А вы откликнетесь, религия вам позволяет?
Эйнар легко улыбнулся.
– Скажите и услышите мой ответ.
Седовласый придворный, наклонившись, что-то яростно зашептал на ухо королю, но тот лишь пренебрежительно махнул рукой, продолжая смотреть на Эйнара и своих прихвостней.
– Таким поведением вы ставите под сомнение честь Алеонте, поэтому я вызываю вас на поединок. Немедленно.
Танцы все продолжались, и лишь группа рядом с королем жадно слушала разговор, не обращая внимания на музыку, на кружащихся в танце. Альдо легко мог остановить пререкания. Альдо не хотел.
– Воля ваша, сен Фьела.
Эйнар снял с пояса кнут. Взгляды толпы были прикованы к его руке, они следили, как он берется за гладкую рукоять, как кожаный ремень падает на землю и сразу взвивается вверх. Послышался глухой звук упавшего револьвера. Эйнар снова взметнул бич и в следующую секунду уже подтаскивал к себе упирающегося Ремона. Резким движением он заставил Тью упасть и притянул плеть назад.
Смотрящие закричали так, словно тот уже лежал мертвым, но что у Ремона был револьвер, что это не поединок один на один с двумя секундантами, никто не обратил внимания. Вся честь аристократов осталась где-то там, далеко, и криками, яростно скривленными лицами они напоминали деревенских мужиков, смотрящих на петушиный бой во дворе.
Ользо бросился на Эйнара, подняв руку с кнутом, но плеть того мелькнула в воздухе раньше и, сделав сухой щелчок, обвила ноги аристократа. Еще один удар – Чикрос согнулся, схватившись за живот.
Ремон и появившийся Дано кинулись на Эйнара и сбили с ног. Ремон выкрутил ему запястья, заставляя бросить кнут. Навалившись сверху, Дано огромной ладонью сжал горло, и Эйнар так явственно ощутил запах пота и тяжелый кислый аромат вина.
Уперевшись спиной в землю, он вытолкнулся и ударил Дано в солнечное сплетение. Мужчина, сжавшись, согнулся на боку. Эйнар изогнулся и кулаком ударил Ремона в челюсть, а затем вскочил, схватив кнут.
На секунду он навис над троицей: Ользо со скорбным лицом жался в стороне, Дано поднялся на колени, а Ремон сидел на траве, держась за челюсть – и спросил: