Отдайте сердца
Шрифт:
Девушка отворачивалась, пыталась сделать шаг влево, вправо, но парень снова и снова вставал перед ней. С напыщенной улыбкой теребя свою куцую бородку, он так увлекся, что ничего не замечал.
Алето пригнулся к земле и крадучись подобрался к паре. Он прыгнул как кошка, схватил парня за плечи, оттаскивая в сторону, и встал так, что девушка оказалась за его спиной.
– Привет, – улыбнулся некромант. Первую секунду бородатый глядел ошарашенно, затем лицо скривилось, и он принял вид боксера, готовящегося к удару. – Я тоже хочу внимания. Может, со мной поговоришь?
Он снова положил ладони
– Я что, так плох? – он навис над чужаком. – Даже ничего не скажешь? – губы скривились в обиде.
Бородатый неуклюже дернулся, пытаясь зайти сбоку, но Алето схватил его за запястье и вывернул руку. Вот щеночек-то. В Рицуме таких иначе наказывали. В Рицуме такие оставляли попытки уже в первый вечер.
Почти уткнув парня носом в лужу, Алето повернул голову к девчонке. Она так и стояла, глазея то на первого, то на второго. Ясно, одна из тех, у кого нет ума, зато большое сердце. Такие не думают, что от драки лучше отойти, таким лишь бы мычать свое «спасибо».
На руке у нее уже начал наливаться синяк, оставшийся от грубых хватаний. Алето вспомнил, как у него самого на запястьях был похожий след, только не от пальцев, а от кандалов, а затем снова перед глазами промелькнули полицейская карета во дворе школы, сухая земля Рицума и маленький опустевший домик.
Повалив парня на дорогу, он сел ему на спину, выхватил из рукава тонкий, как игла, нож и оставил на щеке длинный порез – рука двигалась слишком медленно, криво, как у неопытного портного. Бородатый закричал, забился, а потом затих с видом абсолютной покорности и положил голову на землю, что-то заскулив под нос. Алето опустился к нему и так близко приблизил лицо к порезу, что почувствовал на губах привкус соли.
– Теперь твоя кровь – моя кровь. Я буду знать все, что ты делаешь, так будь хорошим мальчиком.
Алето встал. Парень подскочил с земли и побежал по дорожке, поскальзываясь на лужах. Поверил, небось. Он не стоил того, чтобы тратить на него силы – хватит и припугнуть.
Девчонка продолжала дрожать. Она плотно обхватила себя руками, точно этот жест мог защитить ее от целого мира.
– Да не бойся, я так не умею.
Путница едва доставала Алето до груди и была такой тощей, что талию, казалось, можно обхватить двумя пальцами. Она напомнила ему осень: золотая кожа, волосы с отливом в медь и коньячно-карие глаза. Незнакомка выглядела теплой, понимающей, вот только он слишком любил лето, чтобы купиться на это.
– Просто надо было что-то сделать и сказать, – Алето помолчал пару секунд и спросил: – Ты шла наверх?
Девушка кивнула, пряча взгляд.
– Идем, мне нужно туда же.
Незнакомка сделала удивленное лицо.
– Ну что так смотришь? Разве я выгляжу страшнее того парня? Скажи мне хоть что-нибудь!
Она указала себе на рот, затем развела руки в разные стороны, качая головой. Алето ссутулился, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
– Ты что, немая?
Незнакомка со смущенным видом кивнула.
Девушка, которая не может говорить – кажется, ему начало везти!
– А наверх шла для чего? Если я дам тебе лист и карандаш, расскажешь мне? Ты умеешь писать?
Она явно была из крестьян или обедневших горожан – простое заштопанное платье и загрубевшие руки ясно указывали на это, а образование такие не получали обычно. Однако девчонка кивнула.
Алето выпрямился и протянул ей руку. На секунду он понял людей, которые, пожалев, подбирают на улице бездомных котят. А ему-то казалось, что годы в тюрьме разучили жалеть. Лучше бы так и было.
Алето наклонился над граммофоном, поставил эбонитовую пластинку и опустил иглу. По залу разнеслась музыка, в которой смешивались барабаны, гитары и трубы. Это чудесное изобретение оставил кто-то заезжих. Гость говорил, что на севере во всех богатых домах есть граммофоны, а вот в Алеонте они только-только появились.
Алето постоял перед камином, покачиваясь с пятки на пятку. Горело всего одно маленькое бревнышко. Жара не спадала, и в отоплении комната не нуждалась, он зажег его потому, что пламя – это красиво.
В свете огня янтарный виски выглядел особенно привлекательно, и, наполнив стакан, Алето сделал маленький глоток. Вот теперь-то можно посмаковать этот глубокий, насыщенный вкус, в котором угадывались миндаль, грецкий орех, шоколад.
Он присел на подлокотник кресла, продолжая смотреть на огонь. Рыжий кот, дремавший на сиденье, поднял голову и вопросительно мяукнул. На самом деле, Алето не был уверен, что это настоящий кот – животное уже достигло размера средней собаки, а ело побольше человека. Однажды даже вылакало виски. Наверное, съел в оранжерее не те травы. В этом доме хватало странностей, их нужно было принять и не пытаться выяснить, почему они начались.
– Ты ведь знаешь, что я тот еще фантазер, да? – Алето обратился к зверю.
Оранжевые глаза горели в полумраке как маленькие огонечки – хотя нет, у такого гиганта они были вовсе не маленькими огонечками.
– Что, даже ты этого не заметил? – котяра не пошевелился. Ну и ладно. Алето сделал несколько глотков один за другим.
Ни черта он не чувствовал ни миндаля, ни грецкого ореха, ни тем более шоколада. Он все это нафантазировал, его нищий вкус так и не научился понимать благородных напитков. Ему нравилось терпкое крепленое вино, которое готовили в деревнях вокруг Алеонте из домашнего винограда. Или легкое, с добавлением кусочков фруктов, которое хорошо пить днем в жару.
Да и особняк этот он не очень-то любил: слишком большой, как настоящий замок, слишком многолюдный, слишком красивый даже. Он больше подходил какому-нибудь аристократу-земледельцу, а не мальчишке, который мыслями снова и снова возвращался в свою деревню, в тот маленький домик.
Сделав еще глоток, Алето так бросил стакан на стол, что тот прокатился по деревянной поверхности и упал на мягкий ковер, затем некромант поднялся и подошел к окну.
Ночи Алеонте были такими черными, что тьма казалась плотной и осязаемой. В оранжерее горело несколько ламп – кто-то еще работал. В отражении Алето даже разглядел тонкие черные линии, тянущиеся по тощей груди, которые остались после Рицума. Две вертикальных – второй отряд, и одна горизонтальная – новоприбывший. Когда пришло время наносить следующую линию, он уже не дался.