Отдел «15-К»

Васильев Андрей Александрович

— Хи — хи — хи — рассмеялось оно и свело руки, затягивая удавку все сильнее.

Перед глазами Кольки поплыли круги, ноги подкосились, уже стоя на коленях он вцепился руками в нить, пытаясь ее разорвать или хотя бы растянуть…

— Что же ты делаешь, лиходей! — как будто сквозь вату услышал Колька — Снова ты за свое!

— Уйди, старик — в голосе Малетто прозвучала неподдельная злоба — Я пожалел тебя в прошлый раз, в этот не пощажу!

— Пожалел ты, как же — голоса стали уплывать вдаль, в ушах бешено застучало, и Колька понял, что это похоже конец…

Именно

в этот момент он понял, что может дышать. Судорожно вздохнув, Колька схватился за горло — нити не было.

— Братие! — голос старика был силен и звонок — Нет мне прощения, то мне ведомо, да и не себе я помощи прошу! Души-то детские пожалейте, безвинны они. Помогите мне, братие, не совладаю я один с ним!

Гулкий и глухой удар колокола ошеломил Кольку, он шел как будто из-под земли.

— Чего это? — услышал он шепот Карася.

— Не знаю — слова пришлось выдавливать, горло было как будто чужое, вместо привычного голоса раздавалось словно змеиное шипение.

Карась оказался рядом с Колькой, одна рука у него была в крови, кожаная куртка была нескольких местах располосована.

— Проклятый старик — Малетто озирался и хлопал в ладоши, куклы столпились вокруг него.

— Гляди — Карась ткнул пальцем в сторону кустов, Колька повернул голову туда и удивленно заморгал.

Из темноты выходили люди в черных рясах, с крестами на груди, у каждого из них в руке был факел.

Итальянец, увидев монахов — черноризцев, что-то завопил на итальянском, куклы бросились к дому, он поспешил за ними, обернувшись на ходу -

— Глупцы, вы думаете, что театр Малетто на этом закончился?

— Братие, поспешите! — надсадно крикнул старик — Уйдет, окаянный! Нельзя, чтобы он дверь закрыл.

Малетто почти успел захлопнуть дверь. Почти.

Дом вспыхнул так, как будто его облили бензином и одновременно подпалили с разных сторон. Вспыхнула и фигура Малетто, стоящего на крыльце у самой двери, ярко — красный огонь как будто пожирал его изнутри, полыхала кукла Арлекина, которую он так и не выпустил.

— Спасибо вам, братие — поклонился в пояс монахам старик — Спасибо, что отозвались, что подсобили. Знаю, не простили вы меня, но то мой крест.

Монахи молча развернулись и ушли в темноту, где-то снова бухнул колокол.

— Ааааа! — полыхающая фигура Малетто спрыгнула с крыльца, крутанулась на месте, после кукольник побежал по путям, рассыпая вокруг себя искры, сразу после этого крыша дома провалилась внутрь, столб огня поднялся к небу, что-то ярко вспыхнуло и все пропало — и итальянец, и полыхающий дом. Осталась только ночь, снег, кровь на нем и саднящее горло.

— Вот же хрень какая у нас здесь водится — Карась достал из кармана платок и начал затягивать им кровоточащую руку — Все завтра Лешему расскажу.

— И зря, он тебе все равно не поверит — заметил Герман, поднимаясь со снега. На его щеке были явно видны следы укусов — Такое видеть надо. Да ты и сам завтра засомневаешься — было это или нет. Ржавый, ты здесь? Цел?

— Цел — мальчишка вылез из-за рельсов, где, видно, спрятался, когда началась катавасия — А Марюта тоже сгорела вместе с домом?

— Эх, парень, это была

уже не Марюта — грустно ответил ему Герман — Марюта исчезла, когда в этот дом вошла.

— А где дед? — повертел головой Карась — Эй, старый! Ты где есть?

— Да не ищи его — Герман подошел к Кольке и протянул ему руку — Он тоже ушел.

— Куда? — Карась завертел головой.

— Кто знает? — Герман потер щеку — Мне Вика и про него рассказала, только я и предположить не мог, что мы и с ним, на наше счастье, столкнемся.

— А кто это был-то? — прохрипел Колька.

— Калика перехожий — Герман шумно выдохнул, подцепил с земли пригоршню снега и вытер им лицо — Вот в такую же ночь, только пять веков назад, он постучался в монастырь, который стоял как раз в этих местах, попросил приюта. А монахи его не пустили, за что он их и проклял. И как только это проклятие прозвучало, земля разверзлась и монастырь ушел под землю, на веки вечные.

— То-то мне показалось, что колокола бамкали — отметил Карась — А я подумал, что в ушах звенит.

— Так монастырь по легенде и ныне там — оперативник показал пальцем на землю — А старик этот на земле задержался — проклятие-то нешуточное было. Ходит он теперь и пытается прощения вымолить за те слова, что некогда произнес, да вот все никак. Монастырь там — а он здесь.

— Слушай, а нам он чего помог? — спросил у Германа Карась — С какой радости?

— Кто знает? — Герман грустно усмехнулся — Может, потому что русский, может, потому что дети, а может потому что через добрые дела прощение получить можно. Да и пять веков — это не шутка. Тут либо человек верой и духом укрепится, либо злом пропитается. Наш дед — добро в сердце пустил, а тот… Тот все спектакли ставил, на человеческих смертях да душах.

— Он точно сгорел? — подергал за рукав Германа Ржавый, опасливо смотря на рельсы.

— Дом сгорел — это самое главное. Без дома он никто, в нем вся его сила была. Те-то три раза его в нем небось и сжигали, а надо было их порознь жечь — оперативник глубоко вздохнул и поднял голову вверх — Смотри-ка, снег почти закончился.

— Весна на носу — Карась печально посмотрел на порезанную куртку — Ладно, братва, пошли, накатим у Сурена грамм по пятьсот, имеем право.

— Так вроде десять часов давно пробило? — ехидно сказал Герман — Опять же — мы цветные, не по закону.

— Пошли — прохрипел Колька — Не слушай его.

— Спелись — печально сообщил Ржавому Герман — А потом все удивляются — как это милиция дружно сосуществует с криминалом?

Глава шестая

Сороки — белобоки (начало)

Весна в Москву приходит по — разному. Иногда она бывает дружной — вот вроде вчера еще небо было затянуто тучами и с него сыпалась некая мокрая дрянь, а сегодня как по команде облачность ушла, с умытого синего неба сияет ласковое солнышко, сугробы оседают и превращаются в ручейки, невесть откуда появляются птицы и начинают чирикать, а девушки поспешно одевают короткие юбки. И неважно, что завтра вся эта благодать божия снова сменится на холод и морось, главное-то произошло — весна пришла.