Отдел «15-К»
Шрифт:
Запала ему в душу ведьма по имени Людмила, ох, как запала. Ночами снилась, причем сны эти были совершенно не игривые, а скорее, даже целомудренные. В них Колька с предметом своих мечтаний как правило просто куда-то шел, болтая на ходу — когда в лес, светлый, березовый, когда — по улицам какого-то старого города, мимо деревянных домов, мимо каких-то приземистых двухэтажных особняков. Что за город это был, что за лес — Колька не знал, но были эти грезы не мрачные, а напротив — светлые, после них просыпался он с легкой душой, отдохнувший даже после нескольких часов сна. И изредка
Никому из коллег он про это не рассказывал. Не хотел. Это было только его, Колькино, и больше ничье. И вылазку в ту деревеньку он планировал втихаря, заранее зная, что узнай про это Герман или Пал Палыч — не отпустят никуда. А ему очень нужно было с Людмилой повидаться, просто необходимо. Хотя бы для того, чтобы понять — надеяться ему на что или же нет? Недопонимания ситуации Колька очень не любил, это претило его жизненной позиции.
Дойдя до своего подъезда, Колька привычно тряхнул бутылкой, запустив терпко пахнущую жидкость по кругу и допил ее.
— С тобой хотят поговорить — руки Кольки — и ту, в которой была уже пустая бутылка, и другую, как будто прихватили клещами и прижали к бокам — Не надо шуметь, тебя никто не тронет. И это — бутылку отпусти.
Голос был гортанный, его владелец говорил по — русски хоть и чисто, но все равно с четко различимым акцентом.
'Звери' — пронеслось в голове Кольки — 'С чего бы?'
Он никогда не имел дело с представителями закавказских республик, точнее — после одной истории на первом курсе он не собирался иметь с ними никаких дел, кроме мордобоя. Он тогда сдуру впрягся за однокурсника, Гагика Тахоева, который что-то не поделил с другими такими же детьми гор, только из соседнего тейпа и, соответственно, из другой группы. Там кто-то что-то кому-то сказал, другой ответил, помянув маму первого — и пошла заваруха.
А Колька только приехал из Саранска, за своих заступиться было делом единственно правильным, а Гагик был своим — одногруппник, как-никак.
В результате Колька в драке выбил пару зубов какому-то редкостно мохнорылому нохче, который и по русски-то не говорил вовсе, но при этом несомненно являлся будущей гордостью отечественной юриспруденции, а то и законотворчества.
А уже на следующее утро Кольке объяснили, что он за такое свое поведение попал на бабки, и, если он их не отдаст, то его сначала сделают девочкой, а потом отправят в горы, пока все не отработает. Причем сказал ему это лично Гагик, совершенно не краснея и не смущаясь. С земляком он за эту ночь помирился, водки выпил и, само собой, сдал соседа с чистой совестью, да еще небось и процент за сотрудничество выбил.
Кольке повезло — этот разговор услышал парень с старшего курса, который сходу зарядил Гагику в рожу, после же, позвав друзей прогулялся и к земляку, где тоже устроил нечто вроде шоу под названием 'Привет от генерала Ермолова'. Просто так устроил, чисто по — братски. В ВДВ все ребята такие — простые, открытые и с юмором.
Естественно, что Кольку потом пару раз стращали телефонными звонками, обещая ему отрезать разные части тела и нехорошо на него зыркали в коридорах
А тут на тебе — вот такой сюрприз. И пистолет в сейфе, экая досада.
— Я спать хочу — негромко сообщил Колька тому, кто стоял за спиной — Молочка вот попью кипячёного — и баиньки. Ночь на дворе — какие разговоры? И руки мои отпусти, по — хорошему прошу.
— Я не спрашиваю тебя — хочешь ты разговаривать, или нет — голос говорившего был безинтонационен — Ты сейчас пойдешь со мной и ответишь на все вопросы того, кто будет с тобой говорить. А твои просьбы для меня вообще пустой звук.
— Слышь, абрек, ты в курсе, что я сотрудник внутренних органов? — Колька не любил слишком сильно нарываться, но тут без этого было никак — Нападение при исполнении…
— Какое нападение? — вот теперь тот, кто был сзади, явно улыбался, слова Кольки его явно не разозлили, и не напугали. Но акцент стал сильнее — Какое исполнение?
— Ну да, моя твоя не понимай, русский язык тирудный — Колька старательно изобразил кавказский акцент и попытался повернуться, чтобы увидеть лицо того, кто его держал. Не получилось — Горы, отсутствие соли, козы вместо женщин…
Удар по почкам был короткий, чертовски умелый и очень болезненный. Настолько, что Колька упал на колени. Зато — освободился.
— Русский, я тебе не хамил, и ты не смей этого делать — рыкнул кавказец и явно нацелился добавить парню ногой.
Не факт, что у него это получилось бы, Колька не так просто ему хамил, он к драке был готов, но…
— Сослан, оставь его — повелительно скомандовал кто-то и нога здоровяка в дорогом костюме остановилась в воздухе — Я же сказал — пригласить юношу пообщаться со мной, а не бить.
Колька глянул на того, кто отдал приказ, и кое-что сразу же прояснилось. У машины, припаркованной неподалеку, стоял мужчина, лицо которого парню было знакомо. Это был Руслан Арвен, сына которого он с Пал Палычем по зиме вытаскивал из рук призраков. И тот, который, по словам Ровнина, хороводился с мордатым генералом — сибиряком.
Стало быть, пообщаться он с ним, с Колькой хочет. Во как!
Сослан что-то гортанно сказал Арвену на своем языке, тот коротко ответил, причем командным тоном.
— Вставай, русский — явно давя в себе агрессию и снова перейдя на родной для Кольки язык, приказал Сослан — Иди к машине.
Колька поднялся на ноги, отряхнул одной рукой колени и прикинул — треснуть бутылкой, которую он так и не подумал выкинуть, по башке 'зверю' или не стоит? Страха он не испытывал, точно зная — если у этих будет желание его здесь и сейчас завалить — завалят, без вариантов. Их трое — Сослан этот, вон, еще водила из 'гелендвагена' вылез, с носом, размер которого приближался к банану и с рукой, засунутой под мышку, да и Арвен еще. И явно все со стволами, причем зарегистрированными. Даже если Сослана вырубить — все равно дырок в нем понаделают много, не успеет он до подъезда добежать.