Отдел деликатных расследований
Шрифт:
Ульф замялся:
– Непростые у вас вопросы. Очень непростые. Но, раз уж вы спросили, могу сказать, что я собираюсь обратно на работу. Сяду за стол и буду писать рапорт по делу, которое мы только что закрыли.
– Вы закрываете дела, – пробормотал себе под нос доктор Свенссон. – Мои же остаются открытыми. Они по большей части неразрешимы.
– Да, закрываем. На нас вечно давят, чтобы мы закрывали дела.
Доктор Свенссон вздохнул.
– Везет вам. – Он подошел к окну. Смотрю вот в окно, подумал он. Пациенты уходят заниматься важными вещами, например – закрывать дела, а я – смотрю в окно. Потом сказал: – Вы, наверное, не можете мне рассказать, что это было за дело.
– Имен называть я не имею права, равно как и касаться деталей, – ответил Ульф. – Но могу сказать, что
Доктор Свенссон, повернувшись, посмотрел на своего клиента.
– Удар был нанесен ножом под колено, – сказал Ульф.
– Как любопытно. Под колено?
– Да, – ответил Ульф. – Но я и в самом деле не могу больше ничего сказать.
– Как странно.
Ульф нахмурился:
– Что я не могу больше ничего сказать? Это странно?
– Нет – что кто-то ударил кого-то ножом в такое место. Конечно, выбор цели никогда не случаен. Мы раним то, что любим, то, чего мы желаем, – так же часто, как и то, что ненавидим. Но это странно, верно? Под колено.
Ульф направился к двери.
– Вы бы очень удивились, доктор Свенссон, узнав, как странно порою ведут себя люди. Да, даже при вашей профессии, когда пациенты изо дня в день рассказывают вам свои самые страшные тайны. Вы все равно бы удивились.
– Вы полагаете?
– Да, – ответил Ульф. – Побудь вы на моем месте хотя бы несколько дней, у вас бы челюсть отпала. И не один раз.
Доктор Свенссон улыбнулся:
– Надо же.
Его улыбка потускнела. Челюсть. Он вспомнил, что Фрейд умер от рака челюсти. В Лондоне, один, в окружении выжидающих стервятников, светоч разума погас, оставив нас один на один с тьмой и созданиями, которые ее населяют.
Глава 2
Крайне низкое преступление
Учреждение, где работал Ульф, находилось в здании с островерхой крышей, в Гамла Стаден, старом районе города Мальмё. Туристы, во множестве бродившие вокруг, и понятия не имели, что за этой ничем не примечательной дверью, выходившей на извилистую улочку на полпути к Художественному музею Мальмё, скрывается Отдел деликатных расследований Следственного управления города Мальмё. Посиди они некоторое время в кафе, что располагалось напротив входа, они бы заметили – умей они наблюдать, – что это на удивление оживленное учреждение, судя по количеству людей, которые заходили в эту незаметную дверь или выходили из нее. Задержись они немного подольше, то увидели бы, что многие их этих самых людей пересекают улицу и заходят в это самое кафе, где ведут между собой разговоры приглушенным тоном, словно бы обсуждая материи, которые в публичных местах обсуждать не полагается.
Стол Ульфа стоял в кабинете номер пять, который он делил с еще тремя коллегами: следователями Анной Бенгсдоттер и Карлом Холльгерссоном и делопроизводителем Эриком Никвистом. Анна и Карл были с Ульфом примерно одного возраста, хотя Карл и был на пару лет постарше. Но Эрику было уже хорошо за пятьдесят, и он поговаривал о пенсии. Его карьеру трудно было назвать головокружительной: после тридцати восьми лет в Отделе он прошел путь от письмоводителя до делопроизводителя – всего три ступени по лестнице, насчитывающей семнадцать отдельных должностей. Его, однако, это не особенно беспокоило: его страстью была рыбалка, и необходимость зарабатывать на жизнь была не более чем легкой помехой в великой битве между рыбой и человеком, битве, которая занимала практически все его мысли. Жизнь на пенсии будет блаженством, истово верил он, поскольку его жене достался в наследство домик на одном из островов Стокгольмского архипелага: до моря рукой подать. Пенсия у него будет достаточно щедрой, а расходов у них в этом местечке будет немного. При домике имелся небольшой участок земли – достаточно, чтобы выращивать овощи к собственному столу, – и пять дней в неделю они будут есть рыбу, в точности как сейчас.
– Лучше ничего себе и представить нельзя, – сказал он как-то Ульфу.
И Ульф ответил, что он тоже не может вообразить себе более идеального существования, чем то, которое будет вести на пенсии Эрик.
Анна Бенгсдоттер, которая сидела напротив Ульфа, была уроженкой Стокгольма; ее отцу принадлежал небольшой бродячий цирк. Цирк был в семье вот уже три поколения, и ей пришлось выдержать в свое время немалое давление: ее убеждали присоединиться к нескольким ее кузенам, которые выступали с популярнейшим конно-музыкальным номером. Она отказалась и настояла вместо этого на том, чтобы пройти в колледже курс по управлению кадрами. Это привело ее к работе в полиции, в отделе кадров, откуда она перевелась, благодаря собственной настойчивости и целеустремленности, в Следственное управление. Анна была замужем за анестезиологом Джо Далманом – тихим человеком, чьей главной страстью в жизни была филателия. У нее были две дочки, близнецы, которые увлекались плаванием и уже успели заслужить некоторую известность в спортивных кругах города Мальмё.
Что Анна, что Ульф относились к работе самым добросовестным образом, но они всегда готовы были признать, что настоящей рабочей лошадкой команды был Карл. Он приходил раньше всех и уходил позже всех, несмотря на то что недавно женился. И это Карл всегда с охотой – и без малейшей жалобы – брал на себя дополнительные смены, когда нужно было подменить заболевшего коллегу: в отделе не хватало людей, и это сказывалось на всех. Это Карл всегда вызывался добровольцем на особенно нудные или особенно неприятные задания.
– Если не я, значит, это придется делать кому-то еще. Вряд ли ему – или ей – это понравится больше, чем мне, так что с тем же успехом этим могу заняться и я, как вам кажется?
Ульфу казалось, что был в этой логике какой-то изъян, если, конечно, не считать альтруизм краеугольным камнем личной вселенной. А у большинства людей, подумал Ульф, дела обстоят совсем по-другому.
– Человеку надо больше думать о себе, Карл, – сказал он.
На что Карл ответил:
– Нет, если он – не Иммануил Кант, Ульф.
И быстро добавил – потому что Карл всегда был немного застенчив:
– Не то чтобы я им был.
Эрик, сидевший у себя за столом, решил присоединиться к разговору:
– А он из какого отдела?
Карл мог бы засмеяться, но он этого не сделал; и Ульф тоже.
– Боюсь, он уже давно вышел в отставку, – ответил Карл. Нет никакого смысла, подумал он, объяснять про Канта Эрику, мир которого вращался вокруг рыбы, расписания паромов и прогноза погоды на островах.
Ульф задумался, откуда у Карла это его гипертрофированное чувство долга, и решил, что, должно быть, он перенял эту черту от своего отца, лютеранского теолога, завсегдатая телепередачи «Образ мыслей». Передача эта была посвящена злободневным вопросам морали, таким как вегетарианство, отношение к беженцам, защита окружающей среды, и тому подобной головной боли, способной превратить жизнь в этическое минное поле. У профессора Хольгерссона была неторопливая, вдумчивая манера говорить, прямо-таки созданная для формирования телеаддикции. Когда он участвовал в дебатах, оторваться было невозможно: хотелось бесконечно смотреть на него, слушать его звучную, размеренную речь. Он был довольно известен – даже среди тех, кто не особенно интересовался подобными вопросами, – а на радио даже появилась реклама, где некий актер, имитируя интонации профессора с искусством, свойственным некоторым представителям этой профессии, убеждал слушателей приобретать бренд мебели, поставлявшейся в разобранном виде.
Так что трудолюбию Карла, его надежности и методичности удивляться не приходилось. И его любви к чтению – в конце концов, он был сыном профессора. Проявлялась эта его черта в самые неожиданные моменты: когда они пили кофе в заведении напротив или в машине по дороге на место преступления, Карл вдруг сообщал Ульфу и Анне какой-нибудь удивительный факт, на который наткнулся, читая статью или книгу, рекомендованную ему отцом. Эти факты порой имели отношение к философии или даже к теологии, но круг чтения профессора был, по-видимому, гораздо шире, поскольку включал в себя книги и журналы по таким предметам, как, например, приматология, строительная инженерия и медицина. Работать со знатоком-самоучкой было бы не слишком приятно, но Карл никогда не нагонял скуку, и не раз бывало, что после какого-то его случайного замечания Ульф отправлялся в библиотеку, разобраться в том или ином смутном вопросе.