Отдел «Массаракш»
Шрифт:
Птицелов быстро перелистал страницы. Здесь была вся история его пребывания в лагере. Договор, квитанции на штрафы, копии доносов Снулого Карася. Ага, вот и предписание: «Коменданту СЛ 1081. По запросу ДСИ. Срочно подготовьте к отправке делинквента Птицелова спецтранспортом „Янтарных орлов“». Поперек текста красовалось размашистое факсимиле самого прокурора Особого Южного Округа.
— Не шибко вы дорожите «справными корчевщиками»…
Он уже знал, зачем прилетают в лагерь «Янтарные орлы». Осталось выяснить, что означает это сокращение — ДСИ. В нем-то вся соль и заключалась.
Почему-то Птицелов был уверен, что тут ему может помочь Облом.
ГЛАВА
Зеленая пена бурлила за бортом — спецвертолет мчался над джунглями. Два пилота элитного подразделения «Янтарные орлы» заставляли машину лететь наперегонки с ветром. Похожая на уродливую кляксу тень текла через непроходимые заросли, по просекам, рассекающим пятнистое полотно тропического леса, по сияющим отраженным светом проплешинам болот… и нигде не задерживалась даже на миг.
Птицелов не отрывал глаз от тени.
Он сидел, прижимаясь лбом к холодному стеклу. От высоты и скорости захватывало дух. Птицелов в жизни не испытывал ничего подобного и боялся, что больше не испытает. В те минуты он до судорог завидовал высокомерным «Янтарным орлам», завидовал всем, кто имеет дело с вертолетами и аэропланами. Даже всадникам железных птиц — пришельцам из других миров — тоже немного завидовал. И почти не ненавидел. Ненависть отступила на задворки души, вытесненная искренним восторгом.
А внизу проносились стаи крысланов — уродливые твари не могли соревноваться с машиной ни в скорости, ни в силе. Мелькали лагеря дэков, обширные зоны расчисток, шагающие экскаваторы. Мелькали заставы и научные станции. Мелькали башни ПБЗ — да не те, что были раньше, а новые, поставленные на службу народу.
Грохотали винты, выли двигатели, свистел воздух. Малве было страшно, Малву укачивало, Малва стискивала запястье Птицелова сильными пальцами с крохотными ноготками. А Птицелов видеть не видел ее страданий, он — обычно молчаливый мутант — что-то непрерывно говорил. Говорил, говорил, говорил… Рассказывал, что видит. О том, что на душе творится, рассказывал. Малва не слышала Птицелова, она была оглушена ревом машины. Она жалась к его твердому плечу, бормотала молитвы и заклинания-обереги, кусала губы и глотала слезы.
Пять других женщин вели себя точно так же. Вот только не к кому было им прижиматься, их мужики остались в джунглях да на болотах — дэки, десятники, охранники, вольнонаемный персонал, солдаты и офицеры.
Вот и глядели девки на Малву с неприкрытой завистью.
…Зеленая пена джунглей отступила, схлынула. Вертолет пронесся над затоном, где до сих пор теснились ржавые баржи-самоходки, потом — над Курортом. Сначала внизу был новый город — скопление неказистых зданий и ровные ряды лагерных бараков; сразу за ним — старый город: мили разрушенных кварталов, радиоактивные руины и череда воронок, заполненных стоячей водой.
Набережная Курорта ушла под воду. Волны разбивались о развалины, лизали битые плиты. Из воды торчали перекошенные столбы, старые стены, облюбованные чайками, памятники великим деятелям времен Империи — куда же без них?
«Жаль, Облом, тебя нет с нами… — подумалось Птицелову. — Сейчас бы пару баек застольных об этих улочках, о набережной, которую почти уж не видать… О том, как ты радовался здесь жизни — молодой, лихой и беззаботный. До войны. До того как ты стал штурмовиком. До того как стал Неизвестным Отцом — Калу-Мошенником. Но судьба твоя — гнить на болотах, друг-дэк. Быть может, свидимся еще. Если продержишься до конца срока, и если меня не разберут, как бычью тушу на бойне, в подвалах этого самого ДСИ, и не разложат по баночкам…»
Облом стал мрачнее тучи, как только Птицелов произнес это проклятое сокращение — ДСИ. Низвергнутый Неизвестный Отец думал-думал, а потом и выложил: «Ложки гнуть не стану, мутоша. Только спокойнее на расчистке срок мотать. Мезокрылы, Штырь да Хлыщ — твари одной крови, но куда им со Странником тягаться?.. Но ты, если карта ляжет, не дрейфь! Порядки, крути не крути, а не те, что при Папе были. Кому-то стало вольготнее, а кто-то кантуется почище петуха парашечного, массаракш! Закрыли „Волшебное путешествие“, открыли „Раскаиваться поздно!“. Госчиновникам разрешили ездить на хонтийских иномарках, но завод „Машиностроитель“ распродали по кирпичику и винтику непонятно кому. Странник силен — но не так, как прежде. Пособник режима Отцов все-таки. Просто его отрасль никто принять не может, там сам черт ногу сломит, и ставленникам нового режима пока образования не хватает, чтоб отправить Странника на покой… Ты, мутоша, запомни главное: станут подсовывать бумажки для подписи — отправляй куда подальше! Станут говорить, мол, ты как никто другой подходишь для эксперимента, результаты которого крайне важны для Свободного Отечества, — смело показывай кукиш! Пусть оближутся! Станут сулить пенсию, социальный пакет, льготы по инвалидности — уши не развешивай: покойнику пенсия не сильно нужна… Они, конечно, угрожать возьмутся. Может, по морде разок-другой врежут — Странник это дело любит, — а потом переведут на общественные работы: полы в моргах мыть да дрова в печи крематориев подбрасывать. Так, глядишь, срок и отмотаешь. Выпустят на волю гражданином, и гуляй!»
…А внизу уже играло бликами море: зеленое-зеленое, загнутое вверх у горизонта. Проносились пятна мазута, расплывшиеся на поверхности тонкой пленкой, проносились искореженные остовы кораблей, отнесенные течениями и штормами на мелководье.
Неожиданно корпус спецвертолета задрожал пуще прежнего, рев двигателей слился с низким и могучим гулом.
Птицелов помимо воли ахнул — «Янтарных орлов» обогнала пятерка боевых вертолетов «Гнев». Похожие на черных стрекоз машины направлялись к кораблю, абрис которого показался Птицелову неожиданно знакомым. Мутант удивился, ведь до этого момента он никогда не видел морских кораблей. А потом до него дошло: там, внизу, рассекал острым носом зеленую воду сам «Молот Отцов»! Золотознаменный противолодочный крейсер-вертолетоносец с фотографии в старом-престаром выпуске «Гвардейца».
Спецвертолет пролетел над просторной палубой «Молота Отцов». Исчезли за хвостовым винтом башенные орудия крейсера, исчезли боевые вертолеты, и гул их сошел на нет, растворился вдали. «Янтарные орлы» тем временем все дальше забирались на юго-восток. А потом на загибе горизонта вырисовалась нечеткая линия. Приближалась коса — полоса размытого песка, отделявшая лагуну от моря.
Вода в лагуне казалась неподвижной — зеленое зеркало, в котором отражалась стремительная жаба спецвертолета. Мелкая волна набегала на песчаный берег. «Янтарные орлы» сбавили скорость и стали снижаться. Птицелов погладил Малву по щеке: не робей, мол, прилетели вроде! А сам опять расплющил нос о стекло. Внизу была площадка, окруженная аккуратненькими домиками с балконами, кондиционерами и мраморной облицовкой. За домиками возвышались каменистые сопки, покрытые пожухлой травой. Там и сям виднелись приземистые деревья с кронами, похожими на зонтик.
Тряхнуло. Шасси вертолета коснулось бетона. Заныли двигатели, сбавляя обороты. Щелкнул замок, и выгнутая дверь отошла вверх. В кабину ворвался теплый ветерок и по-свойски облапил мокрые от пота бока семерых делинквентов.
Птицелов спрыгнул на площадку, подал руку Малве.
Малва, придерживая юбку, чтобы не задрало ветром на потеху встречающим, выглянула наружу.
А встречали их двое господ в мундирах, а с ними еще один — штатский. Военные были загорелыми, щекастыми, усатыми и, очевидно, вполне довольными жизнью. Довольными до такой степени, что животы обоих едва вмещались в кители, как будто сами господа офицеры не первый месяц на сносях ходили.