Отдел
Шрифт:
Игорь поплелся обратно на поверхность земли. Фил вышел из комнаты и дождался, пока Игорь скроется за поворотом коридора. Игорь знал, что Фил все свои дела обделывает тихо, однако все равно ждал какого-то шума, который бы как-то обозначил окончание жизни Дмитрия.
Шум последовал, когда Игорь поставил ногу на первую ступеньку, ведшую наверх, но это был не предсмертный крик, это кашлял Игорь Васильевич. Поток воздуха из коридора донес до Игоря запах табачного дыма.
Еще поднимаясь, Игорь услышал, что котельная, тихая до этого все время, что он здесь работал, излучает незнакомый его слуху гул. Игорь вышел из электрощитовой и застал стоящих возле одного из четырех котлов Рината Иосифовича и Молодого, оба они зачем-то внимательно смотрели
— Котел продуваем, — сказал Молодой, — его минут двадцать надо продувать.
— А смысл? — спросил Игорь.
— Считается, что за то время, что котел стоял без дела, туда могло газа насочиться, а если не продуть, газ взорваться может, — сказал Молодой.
— Так вы его разжигать собираетесь? — удивился Игорь. — Нахера?
— Труп будем сжигать, — пояснил Молодой, не дрогнув лицом, в то время как лицо Игоря как раз таки слегка перекосило, так что он сам это почувствовал.
— И что, даже костей не останется? — пересилив себя, спросил Игорь.
— Останутся, конечно, — бодро отвечал Молодой, — но у нас в Голливуде дробилка есть специальная, а остатки в канализацию.
Игорь поразился тому, как все вдруг заговорили про Голливуд, при том что до этого не заикались о нем ни полслова.
— Допрыгаемся мы когда-нибудь, — предрек Игорь. — Нагрянет милиция, найдет этот подвал, и придется все висяки в городе на себя брать.
Игорь перехватил быстрый взгляд Рината Иосифовича, который (взгляд) как бы говорил, что на коллектив, включая Эсэса, может, что и повесят, а с Ринатом Иосифовичем у милиции ничего не получится. «Посмотрим», — опуская глаза, почему-то мстительно подумал Игорь.
— У нас так-то крыша неплохая, — беззаботно отозвался Молодой на опасения Игоря.
— Крышу могут в любой момент переставлять начать, — пояснил свои слова Игорь. — Может, уже в данный момент кого-нибудь вяжут или с позором выгоняют, пока мы тут развлекаемся.
Но и эти пояснения не поколебали спокойствия Молодого, Молодой просто снова начал смотреть в экран телефона, как будто Игорь был этаким призраком, который напророчил всякую мрачную хрень посреди пира и пропал. Ринат Иосифович повел себя точно так же, как Молодой, поэтому Игорь и правда решил исчезнуть и пошел к себе наверх. Игорь рассудил, что если он еще нужен или понадобится в будущем, его все равно окликнут или придут и позовут, а на душе было так тяжело, что тяжесть эта давила на ноги, так что хотелось тут же присесть где-нибудь в темном уголке и сидеть не двигаясь. Он не знал, как чувствуют себя остальные, но было странно, что они не чувствуют себя так, как он.
Игорь дошел до своего кабинета, однако, уже взявшись за дверную ручку, передумал и поднялся в курилку, чтобы спустя двадцать минут обнаружить себя уже курящим в конференц-зале и стряхивающим пепел прямо на пол. Вроде бы все началось рано утром и прошло не так уж много времени, а между тем за окнами уже стемнело, Игорь решил не включать свет, чтобы не обнаружить себя. Ноги затекли, Игорь вспомнил затекшую ногу Дмитрия, которая, похоже, затекла навсегда. Игорю стало еще тошнее. Чтобы расслабиться, Игорь протянул ноги под кресло спереди, а когда, спустя какое-то время, ногам не стало легче, он закинул их на спинку кресла спереди. Причем сразу же вспомнил, как в начальной школе их повели на сеанс «Белого солнца пустыни», и какой-то старшеклассник, вот так вот точно устав, тоже закинул ноги на спинку Игорева сиденья и сидел так, болтая ботинками возле головы Игоря, пока все это не увидел какой-то педагог, кажется, военрук, и тут же, прямо в зале, вкатил старшекласснику люлей. Казалось, что быть хуже уже не может, но после этого воспоминания Игорю стало именно что хуже. В том унизительном случае и в этом была какая-то абсолютная безвыходность, только в детстве это была кажущаяся безвыходность, а теперь это была безвыходность настоящая, и никакой спасительный военрук появиться не мог в принципе. Не зная, куда девать окурок, Игорь потушил его о подошву ботинка и сунул в широкий карманище комбинезона на груди. Затем, нашарив в кармане штанов пачку, закурил и предался самоуничижительным мыслям о том, что это всего лишь второе его дело, а он уже расклеился, что это, может, правда имеет смысл, потому что не верить словам Сергея Сергеевича, произнесенным с отчаянным лицом при пикировках с Игорем Васильевичем, не было никакого резона. Именно это отчаяние в лице главного придавало его словам больший вес.
И совершенно отчетливый вывод вдруг всплыл из аналитического отдела Игорева мозга прямо в какую-то его очередную черную упадническую мысль. Игорь вдруг вспомнил про женские сапоги в коридоре убитого мужичка и женское имя, которое он произнес, и понял, что это не может быть черное риэлторство, потому что убитый мужичок не являлся единственным владельцем квартиры, не являлся одиноким стариком, все равно право на его квартиру легко оспаривалось родственниками, а убивать всех родственников, тем более ради хрущевки на окраине, — это было слишком даже для их сумасшедшей котельной. Эта мысль так взбодрила Игоря, что, всячески обдумывая ее, он выкурил, наверно, с половину пачки и все так же гасил и прятал окурки в карман, пока в конференц-зал не заглянул Молодой и не крикнул в коридор:
— Да нету тут никого!
А ему ответили из коридора голосом Игоря Васильевича:
— А где он тогда?
— Вы меня, что ли, ищете? — всячески извернувшись, крикнул в уже закрывшуюся дверь Игорь.
Молодой заглянул снова и включил свет.
— А, ты здесь? — сказал Молодой с облегчением.
Прежде чем в зал заглянул Игорь Васильевич, Игорь успел убрать ноги с кресла. Все, видимо, решили, что Игорь сбежал или что-нибудь с собой сделал. Игорь Васильевич смерил Игоря оценивающим взглядом, затем переключил взгляд на Молодого и, словно приуныв от его убогости, сутулости, прыщавости, спросил:
— Господи, как ты в туалет-то ходишь? Как ты в ширинке-то ничего не теряешь?
— Тут темнотища такая, — сказал Молодой, — после коридора ничего не видно.
— А свет было не судьба включить? — ввязался опять взявшийся ниоткуда и одновременно откуда-то сбоку Фил.
— Меня после того раза не тянет как-то свет везде включать, я уже дома иногда опасаюсь, — сказал Молодой. Игорь подумал, что ему, возможно, опять чего-то недоговаривают, решил запомнить эту фразу Молодого, чтобы потом спросить его, но эта мысль тут же вылетела у него из головы, вытесненная мыслью, что они все-таки не черные риэлторы.
— Так сразу бы и сказал, я бы тебя и посылать не стал, — сказал Игорь Васильевич Молодому. — Я что, на зверя похож. Я что, не понимаю?
Молодой сказал, что в данный момент Игорь Васильевич как раз таки похож на зверя.
Все трое: Молодой, Фил, Игорь Васильевич — стояли в дверях и, переругиваясь, поглядывали на Игоря, как Игорю показалось, оценивающе.
— Что за шум? — спросил Игорь, вставая. — Меня потеряли, что ли?
— Ну, блин, — признался Игорь Васильевич с интонациями медвежонка из «Ежика в тумане». — Сначала подумали — ты уехал раньше времени. Косяк, конечно, но понятно было бы, в принципе. Потом смотрим, нет, твоя машина в гараже. И давай, короче, искать.
Вид у всех троих был несколько испуганный и как будто виноватый. Игорь невольно оскалился одной стороной рта и заметил:
— А сразу не нужно было говорить про Голливуд, про убийства. Или еще что-то, может, нужно сделать, а я еще не знаю.
Троица глядела на Игоря озадаченно, не понимая, чего он от них хочет.
— Ну, не знаю, — подтолкнул их Игорь, — может, вы тут еще кого-нибудь на органы пускаете, или нужно съесть сердце допрошенного врага, или под Голливудом есть еще один Голливуд, или есть подземная вертолетная площадка, и мы послезавтра вылетаем на карательную операцию в какую-нибудь деревеньку и выжигаем ее дотла.