Отделенный
Шрифт:
Президент США призвал американский народ сплотиться вокруг него. Шут гороховый. Лидер всея округа Колумбия вещает на фоне голографического монумента Джорджа Вашингтона. Сам монумент разрушен до основания, как и весь стольный град США, а окружной начальник до сих пор не покидает подземного убежища. Интересно, как отнеслись к его словам в вечно воюющих между собой государствах на территории бывших Штатов?.. Что там? Республика Дакота, Великий Ацтлан, Конфедерация Северо-Запада, Королевство Луизиана, Заморская территория Чжун-го Калифорния, куча всяких анклавов… Это ещё там, где можно жить,
Индия просится под покровительство Новоевразийской Империи. Вряд ли им пойдут навстречу – пусть сами разбираются с сикхами в Пенджабе и китайскими притязаниями на Кашмир. Хотя, конечно, теперь у нас с Индией общая граница – после того, как большая часть Пакистана стала ядерной пустыней, а оставшееся население бежало в Зону племён, в которую имперская армия, занявшая север Афганистана, предпочитает не соваться.
У нас самих с Чжун-го проблем достаточно. Вот японские поселенцы силами своей самообороны и с помощью частей забайкальских казаков отбили очередной крупный набег хунхузов. Какие там хунхузы – солдаты китайской армии, некоторые и форму не снимают! Вполне регулярная война. Но японцы, которых мы расселили в пустующих землях Приморья после того, как почти весь их архипелаг ушёл под воду, держатся стойко. А китайцы боятся их до безумия. Историческая память, надо полагать.
Я велел андру переключить канал – политика мне, вообще-то, безразлична. Как и жене. На другом канале я на середине застаю сообщение о вручении Нобелевской премии по литературе. Уже лет пятнадцать как она вручается в Хельсинки, поскольку шведский султан не одобряет этого «игрища шайтана», а Финляндия – протекторат Империи и шведским мусульманам туда не дотянуться. Кстати, и шведский король туда перебрался с оставшимися шведами – теми, кто выжил и не перешёл в ислам. Имени лауреата я не услышал, только понял, что его уже нет в живых и премию вручают посмертно.
– …четыре года поисков – достаточный срок по имперским законам, чтобы считать пропавшего человека мёртвым, – монотонно вещает андр. – Тем более, убийца великого писателя найден, признался в содеянном и казнён. Писатель погиб в расцвете своего таланта. Сколько он мог бы ещё написать! Главной темой его творчества был внутренний мир человека на войне. Невообразимо сложная душа его постоянного героя Льва Токмакова, по всей видимости, настолько близко пришлась послевоенному поколению, что слава писателя не знает границ, а тиражи его книг, изданных на сотнях языков, до сих пор бьют все рекорды. При этом его жизнь была окутана таинственностью. Никто из редакторов никогда не видел его, он общался с ними через литературного агента. Не известно ни одной его фотографии. Говорили, что в начала войны он занимал близкое положение к Главнокомандующему, возможно, служил в военной разведке, несомненно, лично принимал участие в военных действиях…
– Стоп, – бросил я андру. Уж что меня интересовало меньше всего – так это литература и всё с ней связанное. Довольно одного литагента в семье, который так устаёт на работе. А вот и она! Сегодня – в фисташковом платье и с распущенными волосами, которые сдерживает только тонкий бежевый ободок. До чего же она красива! Вот только лицо напряженное и даже как будто бы чем-то недовольное. Всё ещё переживает из-за вчерашнего?
– Доброе утро, дорогой! – она наклоняется, чмокает меня в щеку, а потом садится на широкий валик моего кресла и облокачивается на меня. Притягиваю её к себе, и она сползает с валика ко мне на колени. Следующий её поцелуй – тоже «дружеский», в кончик носа. Ещё один – в лоб. Дальше я беру инициативу в свои руки, и поцелуи становятся по-настоящему страстными. Друг от друга мы отрываемся минут через пять-шесть, не раньше.
Я снова заглядываю ей в глаза и всё равно вижу настороженность, тревожность и, кажется, обиду на меня.
– Скажи, что-то не так? – спрашиваю я, но она, прикрыв глаза, мягко качает головой:
– Все хорошо, не волнуйся.
Конечно, ей тяжело со мной. Молодая и красивая женщина, умная и обаятельная, похоронила себя в глуши, чтобы ухаживать за больным и, скажем прямо, не совсем нормальным мужем. Пожертвовала ради меня всем. А взамен получает вечный страх, что со мной ещё что-нибудь случится… что я окончательно сойду с ума. Всё бы отдал, чтобы облегчить ей жизнь, но как раз этого я сделать не могу!
– Слушай, – говорю ласково, – а почему у нас во всем доме нет ни книг, ни журналов? Ты, пожалуйста, если хочешь читать – читай! Меня это не заденет, я только рад буду!
Она хмурится:
– Зачем мне читать? Я знаю, как пишутся книги – с авторами же работаю! Все они пишут, чтобы заработать, пишут на потребу публике, им самим нисколько это не интересно. Думают только о том, как бы поскорее добить очередную книгу до нужного объёма и сдать её мне! После такого читать книги противно!
– Да, – киваю я с пониманием. – «Лучше не знать, как делается колбаса и политика». Кто это сказал, не знаешь?
Она хмурится ещё сильнее, но при этом небрежно пожимает плечами:
– Не помню. Что тебе за дело до колбасы и политики? И то, и другое – гадость, как и книги.
Она берётся двумя пальцами за переносицу, но это не помогает – в уголках её светло-серых глаз, таких прекрасных, начинают блестеть слезы. Опять я её расстроил, глупый осёл! Больше ни за что не заговорю с ней ни о книгах, ни о политике, ни о колбасе!
Очередной поцелуй и всё, что следует после него, помогают ей забыть о неприятных темах.
***
Ванну Илона принимает всегда подолгу. В другой раз я бы залез в тёплую пенящуюся воду в светло-розовом джакузи вместе с ней, но сейчас мы оба слишком устали для продолжения любви. Поэтому в ожидании, когда жена выйдет и мы будем готовиться к обеду, я бесцельно брожу по огромному дому, время от времени натыкаясь на прибирающихся в комнатах андров. Примитивные модели, предназначенные только для наведения лоска. Но дело своё знают. Они педантично сдувают пылинки и протирают объективы камер наблюдения на нижнем этаже, и я поднимаюсь на самый верх, в мансарду под крышей, куда вездесущие роботы ещё не добрались. Там особенно уютно – скошенный потолок, старый, слегка потёртый лимонно-жёлтый ковер на полу, тонкий, но всё же заметный слой пыли на подоконнике.
Конец ознакомительного фрагмента.