Отдохновение миссис Мэшем
Шрифт:
Слушая Историю, Мария допила бузинное вино, и теперь у нее возникла мысль: не сказать ли Учителю, что раз уж он собирается показывать ей остров, то может быть всего предпочтительнее для него расположиться в винном бочонке, как будто он – матрос на военном фрегате и стоит дозором в «вороньем гнезде», тогда она могла бы нести бочонок в руке. Учителю этот план, избавляющий его от риска стать в ее огромных пальцах калекой и позволяющий сохранить достойный вид, очень понравился. Пока она отмывала бочонок в озере и насухо протирала его остатками носового платка – не нового, другого, – Учитель обратился к толпе с кратким внушением, посоветовав не глазеть, не лезть под ноги и вообще разойтись.
Конечно, обходя лужайку со стоящим в бочонке Учителем, Мария увидела гораздо больше интересного, чем прежде, и к тому же ей теперь было к кому обратиться с многочисленными
Вот, скажем, не замеченные ею раньше в кустах ежевики подземные крысиные стойла.
Лошадей из Лиллипутии не привезли. Гулливер об этом не позаботился, а капитан Бидль просто ни одной не нашел, ибо кавалерийские сражения последней войны привели к почти полному истреблению конского поголовья. Вследствие этого, народу Лиллипутов В Изгнании пришлось в приютившей их стране использовать крыс, – и в качестве тяглового скота при сборе урожая, и для доставки срочных сообщений на материк. Верховые крысы отличались резвостью, будучи, правда, не очень выносливыми, а тягловые – силой и разумением. Школьный Учитель уверил Марию, что крысам, взятым на воспитание совсем юными или просто выращенным сызмальства, злобность ничуть не свойственна, что они умнее других домашних животных, и при должном уходе вполне чистоплотны. Кормили крыс объедками, собираемыми со всей колонии. Марии показали нескольких крыс, проведя их в поводу по кругу. Из-за того, что ноги у крыс короткие, и поводья для верховой езды приходилось делать тоже короткие, вроде тех, какими жокеи пользуются в скачках без препятствий.
Марии хотелось узнать, чем питается Народ лиллипутов, каков уклад его жизни, кто его враги и каким он подвержен опасностям, – в общем, все то, что гид ее упорно именовал Домоустройством.
Ее очень заинтересовало сообщение, что лиллипуты употребляют в пищу немалое число насекомых и даже, – совершенно как муравьи, – разводят тлей, которые дают им сироп. Вся разница в том, что муравьи относятся к тлям как к коровам, а лиллипуты – как к пчелам. Поначалу мысль о поедании насекомых показалась ей неприятной, но затем она вспомнила слова Профессора о том, что омар – это практически насекомое, и начала понимать, что тут особой разницы между людьми и лиллипутами, в сущности говоря, нет. Школьный Учитель сказал ей, что его соплеменники варят в кипятке мокриц точно так же, как люди омаров, и что сваренная мокрица становится красной, а тому, кто ее съест, после снятся дурные сны.
Что же касается содержания игрушечного скота и возможности прокормиться всем пятистам лиллипутам, имея в распоряжении всего лишь одну лужайку, то, как Мария узнала, колония владеет помимо каноэ и настоящим фрегатом, – позже Учитель показал его Марии, – и на этом корабле они каждую ночь вывозят скот на материковые пастбища. Жизнь лиллипуты вели по преимуществу ночную: Учитель объяснил, что для них беседовать с ней в дневное время это как для нее – засидеться за полночь, да и злаки, из зерен которых лиллипуты мелют муку, – пушистый бухарник, плевел, ежу – они жнут на Праздничном поле при полной осенней луне, и тем же фрегатом перевозят к себе на остров. Рыбу они ловят тоже ночами. В зимнее время фрегат используют как китобойное судно, – для охоты на щук, – поскольку зимой приходится кормиться в основном рыбой. И это тоже делается по ночам.
Имелись у лиллипутов и свои охотники-следопыты. Эти отважные мужчины надолго, иногда на целую луну, уходили в походы по Парку и возвращались нагруженные мехами и солониной. Они добывали полевок, землероек, обычных мышей, а порой брали и живых крыс, но жизни их постоянно грозили хорьки и кошки. Каждый год колония недосчитывалась одного-двух из храбрейших охотников. Многие из них ухитрялись поймать в западню даже кролика, но чтобы принести его мясо домой, требовались усилия нескольких человек.
Наивкуснейшим яством считалась у лиллипутов лягушачья ножка, ее они готовили на Рождество, как мы индейку.
Ужи, на наш взгляд красивые и совершенно безвредные, для лиллипутов представляли большую опасность, поскольку ужи, подобно боа-констрикторам, имеют склонность – в тех редких случаях, когда они испытывают голод, – заглатывать любое живое существо, если оно величиною не больше лягушки. С другой стороны, и сами ужи изрядно вкусны.
Зимой, в самое тяжелое время, охотники иногда ловили на озере диких уток, оставляя насаженную на хорошо закрепленный крючок приманку, – тут попадались кряквы, чирки и нырки разных видов. У лысух и поганок мясо было дрянное. Вообще же, тяготы зимнего времени облегчались значительной долготою ночей, позволявшей больше времени уделять охоте.
Школьный Учитель рассказал Марии об интересном опыте, поставленном при жизни его отца. Речь шла ни больше ни меньше, как о попытке использовать птиц, обитающих в нашем мире, в качестве аэропланов. Лиллипуты подобрали молоденькую галку, такую молоденькую, что она еще и летать не умела, и с большими трудами вырастили ее, питая насекомыми и нарезанными на кусочки червяками. Галка выросла совсем ручная, хоть и кусачая, но поначалу летать напрочь отказывалась. Пришлось подержать ее впроголодь, затем, спутав крыль, затащить на верхушку купола, а мужчина, который обычно подманивал ее для кормления, как соколятник подманивает на вабило ловчую птицу, тем временем стоял на земле и изо всей силы размахивал приманкой. В конце концов, кто-то спихнул ее с купола, и галка слетела к кормильцу. Когда она свыклась с полетами, и крылья ее достаточно окрепли, вокруг основания каждого крыла и вокруг груди закрепили упряжь, и отважный аэронавт каждый день усаживался галке на спину и сидел, вцепившись в поводья. На упряжи были устроены еще такие петельки для ног, вроде стремян. Галку, разумеется, держали все время на привязи, отпуская лишь для кормления. Аэронавту приходилось облачаться в несколько плотных одежд, подобно тем людям, что обучают для полицейской службы овчарок, потому что галка все норовила обернуться и клюнуть его. Под конец ему удалось несколько раз спуститься на ней с верхушки купола, но в целом опыт провалился, поскольку проблему вождения галки решить не удалось. Выяснилось, что легко подергивая за вставленные в клюв удила, можно заставить галку летать по кругу, а также поворачивать влево и вправо. Но вот способа поднять ее, когда нужно, в воздух или, если она уже поднялась, заставить сесть, они так и не отыскали. Поэтому все их полеты больше походили на подъем на воздушном шаре, который опускается где придется, так что лиллипуты эту затею бросили.
Марию чрезвычайно увлекла идея использовать галку в качестве бомбардировщика, но все ее усилия повернуть разговор в этом направлении оказались бесплодными. Похоже было, что Школьному Учителю – возможно, из-за постигшей лиллипутов неудачи, – эта тема неприятна, к тому же ему не терпелось рассказать ей об усвоенном его Народом общественном строе.
Они обходились малым числом законов, рассказывал Учитель, зато очень большую роль играло общественное мнение. Смертной казни не было вовсе. Войн они не вели, благодаря тому счастливому обстоятельству, что воевать было не с кем. Писатели, барды и музыканты почитались у них, как то и следует, наравне с механиками и плотниками, и подобно плотникам ценились за основательность работы. Богооткровенной религии они не имели, религия пала жертвой Войны Яиц. Во главе семейств стояли матери. Лиллипуты полагали, что для человека самое главное в жизни – понять, к какому делу лежит у него душа, а затем это дело делать. Поэтому те, кому нравилось охотиться, становились охотниками, те, кому нравилось ловить рыбу, – рыбаками; тех же, кому вообще ничего не нравилось, содержала община, проявляя по отношению к ним величайшую заботу и сочувствие, ибо такие люди считались несчастнейшими из смертных.
Питались они в ночь три раза. Спать ложились на заре, а на закате вставали. Дети их слыхом не слыхали ни о какой алгебре, но изучали различные необходимые в жизни науки, то есть естественную историю, собственную историю, домоустройство и вообще все, что потребно для того, чтобы жить. Никогда детям не говорили, что взрослые лучше них.
Все это звучит замечательно, невольно думала Мария, но все-таки, когда же он мне фрегат-то покажет?
Обычный путь к фрегату пролегал по одной из потаенных тропок в ежевичном подлеске. К сожалению, этим путем Мария пройти не могла. Пришлось обоим залезть в ялик и обогнуть остров, чтобы подобраться к фрегату по воде.
Спрятан он был превосходно.
Канал, ведший в гавань, покрывали листья кувшинок, совсем такие же, как те, что со всех сторон окружали остров, только без стеблей. Они просто плавали по воде наподобие мелких тарелок, и каждую неделю их заменяли на новые. А когда фрегату требовалось выйти из гавани, листья оттаскивали в стороны.
В конце канала виднелся обрывчик, маскировавший круто изогнутый проход к гавани, поверху обрыва росли кусты. Мария, сколько ни приходилось ей плавать вокруг острова, так ни разу ничего и не заметила. Только теперь, когда Школьный Учитель показал ей, как пройти по каналу, она обнаружила вход в гавань.