Отец Александр Мень: «Люди ждут Слова...»
Шрифт:
«Поражу пастыря, и рассеются овцы стада» [36] .
И тем не менее в Загорске продолжал существовать подпольный женский монастырь [37] , где духовником до самой смерти был отец Серафим. После его кончины настоятельница мать Мария продолжала укреплять юного Александра и помогала ему формироваться духовно.
В одном из писем отец Александр отмечал, какое значение имели для него встречи с этими Божьими людьми. «Наш с матерью крестный, архимандрит Серафим, ученик оптинских старцев и друг о. А. Мечева, в течение многих лет осуществлял старческое руководство над всей нашей семьей, а после его смерти это делали его преемники, люди большой духовной силы, старческой умудренности и просветленности. Мое детство и отрочество прошли в близости с ними и под сенью преподобного Сергия. Там я часто жил у покойной схиигуменьи Марии, которая во многом определила мой путь и духовное устроение. Подвижница и молитвенница, она была совершенно лишена черт ханжества, староверства и узости, которые нередко встречаются среди лиц ее звания. Всегда полная пасхальной радости, глубокой преданности воле Божией, ощущения близости духовного
36
Мф. 26,31.
37
Расположена на Кустарной ул., 28.
38
Прот. Мень А. Письмо к Е.Н. В кн.: Aequinox... С. 184, 185.
Глава 4
Годы формирования
В истории СССР был момент, когда казалось, что после военных испытаний режим станет иным. Этого не случилось, но Православная Церковь все же почувствовала существенные перемены, поскольку Сталин был вынужден пересмотреть свою политику по отношению к ней. Уже с начала войны советская власть, чтобы мобилизовать народ на борьбу с агрессором, стала больше взывать к национальным чувствам и меньше говорить о защите идеалов коммунизма. А ведь русское национальное самосознание тесно связано с христианством. Более того, реальные события показали руководству, что религия не угасла с построением социализма, как об этом трубили все учебники. На территориях, завоеванных нацистами, жители сами открывали церкви, в них всегда было много народа, и оккупационные власти в это не вмешивались. Наконец, желая укрепить отношения с новыми союзниками, Соединенными Штатами и Великобританией, СССР стремился выглядеть в их глазах как можно лучше и поэтому вынужден был показывать внешнему миру свое лояльное отношение к верующим в стране.
В сентябре 1943 года Сталин принял митрополита Сергия вместе с двумя архиереями и разрешил собрать Архиерейский Собор, на котором митрополит Сергий был избран Патриархом. Однако вскоре он умер, и в феврале 1945 года, за несколько месяцев до конца войны, Собор был созван опять, чтобы избрать новым Патриархом митрополита Алексия I [39] . Православная Церковь восстановила свою иерархию и право иметь епископа во главе каждой епархии. И хотя Собор был предельно коротким (он проходил без дебатов), на нем был принят новый Устав Церкви, в котором, прежде всего, подчеркивалось, что во главе прихода должен стоять настоятель храма. Дело в том, что, согласно гражданскому законодательству 1929 года, каждый приход представлял собой объединение по меньшей мере из 20 членов [40] , управляемое исполнительным органом из трех человек. Священники, таким образом, оказывались за рамками этой структуры. В Уставе, который Церковь приняла в 1945 году, предусматривалось, что каждый приход будет отныне управляться настоятелем, а он, в свою очередь, станет председателем исполнительного органа, состоящего теперь уже не из трех, а из четырех человек. Такая структура соответствовала церковной традиции, но входила в противоречие с постановлением 1929 года, однако власти сделали вид, что этого не замечают.
39
В миру Сергей Симанский (1877—1970).
40
Так называемая «двадцатка».
Церкви и монастыри, открытые на оккупированных немцами территориях, после освобождения не закрывались. А вот на востоке и севере страны, куда оккупанты не дошли, церквей было открыто значительно меньше. Так, единственным монастырем, который вновь смог принимать монахов, была Троице–Сергиева лавра.
Все учебные заведения, готовившие православных священников, были упразднены после революции; теперь же в Москве восстановили духовную академию и семинарию. Сначала они находились в Новодевичьем монастыре, а затем переместились в Троице–Сергиеву лавру. В семинарии давалось первоначальное необходимое для священника образование, с тем чтобы он мог трудиться в приходе. Пройдя этот первый этап, некоторые могли продолжить обучение на более высоком уровне — в академии. В Ленинграде также вновь открыли академию и семинарию, еще в нескольких городах — семинарии. Стал возможным выпуск периодического издания — ежемесячного «Журнала Московской патриархии» (его за несколько лет до этого начал было издавать владыка Сергий, но тогда журнал был быстро прикрыт).
Однако для Церкви по–прежнему оставалась запретной любая форма деятельности в обществе. Единственной свободой, которая ей действительно была дана, оказалось право совершать богослужение. К Церкви относились приблизительно так, как к резервации индейцев, — не уничтожали при условии, что она не перейдет намеченную грань. Все, что ей было дозволено, — это удовлетворять «религиозные нужды» населения, согласно иронической формуле Маркса, который причислял их к нуждам физиологическим. Советскими руководителями эти нужды воспринимались лишь как отправление культа.
Кроме того, Церковь была поставлена под строгий надзор, для чего при Совете министров СССР создали специальный орган: Совет по делам Православной Церкви. Официально утверждалось, что этот совет служит посредником между религиозными организациями и советской властью, а на деле он был нужен для того, чтобы осуществлять непосредственную связь с органами и постоянно контролировать деятельность Церкви. Совет находился в Москве и имел уполномоченных в каждой области. Подобный же совет занимался другими религиями.
В это время советское руководство стало использовать Церковь для проведения своей международной политики. Православным иерархам было позволено устанавливать отношения с внешним миром при условии, что они будут выступать в духе советской пропаганды, особенно в тех кругах Запада, на которые мало влияли коммунистические партии. Между тем верующие, находящиеся в лагерях, как и все другие обитатели ГУЛАГа, не были выпущены на свободу. Поэтому епископ Афанасий, отцы Пераке и Петр продолжали отбывать срок, и вообще аресты среди верующих не прекратились.
Однако, несмотря на все сложности, Церковь смогла подняться. Сразу после войны она получила некоторую свободу действий, чуть большую, чем в последующие годы, когда режим вновь набросился на нее неумолимо и яростно. К тому же Церковь получила подкрепление, поскольку в нее влились новые силы — клирики из аннексированных СССР стран, которые еще не попали под дорожный каток советизации. Часть священников и епископов, покинувших Россию после революции, возвратились в страну. Они принесли с собой немного кислорода, хотя их собственная жизнь часто была очень трудной. Наконец Православная Церковь восстановила свое единство. Во время войны обновленцы практически утратили своих последних приверженцев. С другой стороны, епископы, порвавшие с митрополитом Сергием, теперь признали Алексия I Патриархом. Если еще и оставались общины в подполье, то, кажется, они были немногочисленны. Владыка Афанасий, отец Иеракс и отец Петр в 1945 году сумели передать из лагеря своим духовным чадам письмо, в котором излагалась их позиция. Новый Патриарх избран законным путем и действительно олицетворяет единство Церкви. Если некоторые действия Алексия I и патриархии могут смущать и соблазнять ревностных православных, то все это останется на его совести и он даст отчет Господу, но это не основание для того, чтобы они себя лишили благодати святых таинств [41] .
41
Епископ Ковровский Афанасий. Можно ли посещать храмы Московской патриархии? // Вестник РСХД. 1972. № 106. С. 92-97.
Прочитав это письмо, Вера и Елена не знали, что и думать. Наконец Вера решила спросить совета у матушки Марии, настоятельницы подпольного монастыря в Загорске. Встретив их, матушка поинтересовалась: «Ну, в какую же церковь вы ходите теперь?» Вера заплакала, и монахиня ее утешила, уверив в подлинности письма [42] . Времена катакомбной Церкви кончились, в ее жизни начался новый период.
Особенно впечатляющим возрождение Церкви оказалось в Москве. Здесь были вновь открыты многие храмы, на службах в которых собиралось немало народа, более того, здесь верующие могли слушать талантливых проповедников, а в некоторых храмах — циклы лекций на религиозные темы. В одной из церквей священник даже повесил экран и показывал диапозитивы на темы Библии [43] . Такое оживление религиозной жизни длилось примерно до 1950 года. Те из членов общин, действовавших после революции, которым удалось выжить в подполье и в ГУЛАГе, прилагали все усилия, чтобы воссоздать круг общения. Так было, в частности, со старыми прихожанами двух отцов Мечевых, которые собирались в доме у Бориса Васильева [44] . Этнограф и историк, автор книги о Пушкине, Борис Васильев прошел через тюрьмы, лагеря, ссылку. Он и его жена устраивали у себя на квартире лекции по культуре и религии. Кроме того, там собирались люди и вместе читали Новый Завет, а жена Васильева обучала детей основам веры [45] . До войны подобное было вообще немыслимо, да и теперь не могло продлиться очень долго.
42
Два портрета. В кн.: Память. Исторический сборник. С. 503.
43
Там же.
44
Это имя не надо путать с именем тети отца Александра.
45
Зорин А. Ангел чернорабочий // Независимая газета. 10.09.91.
Связи между старыми духовными детьми отцов Мечевых и отца Серафима были очень тесными. Вера и Елена дружили с Васильевыми, Алик, естественно, был у них всегда желанным гостем. Встречи с этими христианами–интеллектуалами весьма обогащали его, и впоследствии он видел в них пример сплоченной приходской общины, сохранившей духовное единство даже через много лет после смерти своих пастырей и несмотря на все превратности эпохи.
Алик был необыкновенно одаренным ребенком с неуемной жаждой знаний. В конце войны, когда ему исполнилось десять лет, Вера объяснила ему, что жизнь не делится на детскую и взрослую. Жизнь едина, и то, что не успел в детстве, потом уже не наверстаешь никогда. Поэтому нужно, не откладывая, ставить перед собой серьезные задачи и стараться разрешать их как можно раньше. Как и многие другие московские семьи, семья Алика в это время обитала в тесной коммунальной квартире [46] . В одной комнате они жили впятером: родители, два мальчика и Вера. Александр отгородил ширмой свою кровать и тумбочку, битком набитую книгами. С вечера он готовил себе занятие на утро и ложился спать в девять часов, какие бы гости или интересные радиопередачи ни искушали его. Вставал он ранним утром и, пока все спали, читал [47] .
46
Большая Серпуховская ул., 38.
47
Вехова М. Указ. соч. С. 190.