Отец Арсений
Шрифт:
О. Нектарий – старец большой духовной жизни и внутренней силы, но понять его можно было лишь тогда, когда подойдешь к нему, отбросив все житейское, открыв душу свою, и тогда получишь то, что определено тебе Господом, найдешь успокоение в советах и руководстве его».
– Посмотри, Саша, – говорила она мне, – прочти, что написано об оптинских старцах, посмотри, и ты поймешь, скольких людей духовно кормила в XIX и начале XX века Оптина, какой огромный след оставила в духовной жизни нашей Церкви.
«Старчество стало в России достоянием не только монашествующих, но пришло к мирским людям через приходские церкви. Первую такую общину
Церковь никогда не умрет, она возродится на том богатом наследии, которое создано за многие столетия ее жизни на Руси, на опыте и крови тех страдальцев и мучеников, что погибают в лагерях, тюрьмах и ссылках».
Ее рассказы о Дивееве, Оптиной пустыни, о небольшом монастыре Макарьевском под Киевом (кажется, так называла его Ирина Николаевна) были просты, вдохновенны и благостны. «Проживешь в них неделю, две, и многие месяцы чувствуешь, словно второй раз родилась, душа в семи водах вымылась».
Однажды вспомнила о каком-то Орловском монастыре: «В 1915 году приехала я туда, так на третий день не чаяла, как убежать! Не монахини, а блудницы, да и те лучше, именем Господа не покрываются, а эти крест, одеяние монашеское носят – были и такие монастыри, за что Бог и наказывает нас сейчас».
Из дневников я узнала, что родилась Ирина Николаевна в 1888 году в Санкт-Петербурге в богатой дворянской семье, в 17 лет окончила гимназию (1905 год), ушла из семьи и почти три года провела, как сама пишет, «почти на дне морального опущения и поведения; символисты, артисты, поэты разных направлений, рестораны и многое другое, мерзкое, грязное, опустошающее прошло в то время через мою жизнь». Но она нашла в себе силы и волю вырваться из порочного круга. Самым удивительным было то, что, по произволению Господа, совершилась ее встреча с о. Иоанном Кронштадтским.
В своих записках об этой встрече она пишет: «Я была у знакомых (1907 год), у них тяжело болела сестра хозяйки дома, врачи не помогали, обращались даже к Бадмаеву – доктору тибетской медицины; больной становилось все хуже и хуже. Хозяин дома, известный просвещенный адвокат, безразлично и даже в какой-то мере враждебно относился к вере, но жена, человек верующий, но по особому, тогда принятому «кодексу» интеллигенции, воспринимала веру – православие – как обычай, свойственный русскому народу. Видя, что сестра находится в состоянии, близком к смерти, после долгих семейных споров, решили пригласить на дом о. Иоанна Кронштадтского, но это оказалось непросто. О. Иоанн всегда был занят, и пригласить его на дом было почти невозможно. После долгих хлопот о. Иоанн согласился приехать и помолиться о больной Марии.
Совершенно случайно я пришла к ним в три часа дня, ждали приезда отца Иоанна. Обстановка в доме была напряженной, но осталась, захотела увидеть этого, известного тогда, священника просто из любопытства.
Иоанн Кронштадтский приехал с опозданием, вошел, и мы, все присутствующие, подошли к нему под благословение, даже хозяин дома.
О. Иоанн зашел в комнату больной, исповедовал, причастил и отслужил долгий молебен; был молебен какой-то возвышенный, необыкновенно душевно-теплый. Даже до меня это дошло тогда. О. Иоанн, закончив молебен, так же как и по приезде, стал благословлять, дошла очередь и до меня. Я подошла, сложив руки для благословения, и вдруг неожиданно о. Иоанн взял мою голову своими руками, прижал к груди своей и сказал:
– Ищи, Ирина, и найдешь. Молись Господу и Матери Божией, молись, молись. Придешь к Господу, раба Афанасия, – и, благословив, отпустил.
Удивилась словам его, но и задумалась. Больная Мария после исповеди, причастия и молебна стала быстро поправляться и вскоре выздоровела. Великий чудотворец был о. Иоанн, чудотворец и провидец. Когда постриг принимала, то владыка Афанасий дал мне имя Афанасия, хотя о встрече с о. Иоанном не рассказывала – времени на это не было, не до рассказов – ареста боялись, тайно я приехала».
В 1909 году Ирина Николаевна поступила на филологический факультет Санкт-Петербургского Университета, потом переехала в Москву, здесь окончила в 1914 году Московский Университет [1] , но по специальности никогда не работала и даже умалчивала об окончании университета.
Церковь нашу закрыли. Ирина Николаевна осталась без работы, устроила я ее статистиком в райздравотдел, где она проработала до 1963 года и ушла на пенсию в 75-летнем возрасте.
В конце 1958 года я привезла Ирину Николаевну к о. Арсению. Какая это была встреча! О своем приезде мы никого не предупредили, и о. Арсений тоже не знал, но Надежда Петровна, хозяйка дома, где жил о. Арсений, рассказывала:
1
В начале XX в. ограничения на получение женщинами высшего образования в России постепенно снимались: разрешалось посещение занятий с вольнослушателями, открывались высшие женские курсы при университетах (причем их дипломы приравнивались к университетским). В 1908 г. был принят новый устав Московского Императорского Университета, допускавший обучение в нем женщин. После начала Первой мировой войны женщин стали систематически принимать на вакантные места в связи с недобором мужчин. — Ред.
«Утром о. Арсений вышел к нам в столовую радостный, просветленный и сказал всем:
– Ждите гостей, очень хороших гостей, сегодня приедут. Надежда Петровна, пирог с капустой, праздничный, пожалуйста, сделайте.
Никогда таких разговоров раньше не было, ну я, конечно, испекла, а между собой говорим – кто же это приедет?»
Приехала с Ириной Николаевной, стучим, а дверь открывает сам о. Арсений. Вошли мы, дверь закрыли, и тут же, в передней, упала Ирина Николаевна на колени и навзрыд плачет, а о. Арсений поднимать ее начал и тоже весь в слезах.
Много раз потом привозила Ирину Николаевну и видела, что встречи эти были для обоих радостными, долгомолитвенными, и во время этих встреч воскресало доброе, прекрасное прошлое: община, люди, жившие и ушедшие теперь, благолепный храм, служение в нем; приходила прошедшая молодость, стремление к вере, любовь к людям.
Начиная примерно с 1965 года о. Арсений направлял некоторых своих духовных детей к матушке Афанасии (Ирине Николаевне), говоря при этом: «Господь да будет с вами, матушка Афанасия скажет все, что требуется, слушайте ее, как меня бы слушали».