Отец и сын (сборник)
Шрифт:
— Смотри, ребята, капитан куда-то на коне поехал, — сказал Соколков, приставляя ладонь к глазам.
Бойцы оторвались от работы. Тихонов ехал по пади на низкорослой рыжей лошадке, а вслед за ним, неловко подпрыгивая в седле, торопился коновод. По его мешковатой посадке чувствовалось, что коновод был из молодых бойцов.
— Наверное, он начальству шелковку повез, — высказал свое предположение Егоров.
— Скажите-ка: в этих местах, кроме нас, стоит кто-нибудь? — неопределенно махнув рукой, спросил Шлёнкин.
— Говорили, будто неподалеку
— Выходит, что, если японец пойдет войной на Советский Союз, мы первые его встретим, — сказал Егоров.
— Выходит, так, — подтвердил Василий Петухов и, взглянув на Подкорытова, спросил:
— А что, Прокофий, японец силен, нет ли?
— Ну как тебе сказать, — против обыкновения вполне серьезно, без всяких чудачеств проговорил Подкорытов, — с нами их не сравнишь, но и шапками японца не закидаешь, братуха. Солдат у них обучен, втянут и, сказать по правде, драться умеет.
— Ну вот, обученных красноармейцев всех отсюда на запад угнали, а мы что? Ни то ни се, — проговорил Шлёнкин.
— Далось тебе одно: не обучены да не обучены! — живо отозвался Подкорытов. — Мы в тридцать девятом году на Халхин-Гол приехали тоже не бог весть какие. А как начали воевать, быстрехонько обучились. Бывало, как пойдем врукопашную, самураи повертывают и так улепетывают, что аж пятки втыкаются.
Подкорытов употребил тут несколько непечатных слов, от которых даже сумрачный Шлёнкин залился веселым смехом.
— Гляди, ребята, гляди, верховые! — воскликнул Соколков.
В самом деле, на вершине одной из сопок показались двое верховых. Должно быть, увидев их, Тихонов повернул свою лошадь и помчался к ним навстречу.
— Да это пограничники! Видите, макушки у фуражек зеленые, — щуря свои острые, веселые глаза, сказал Подкорытов.
Вскоре пограничники и Тихонов съехались, спешились и, оставив лошадей под присмотр молодого коновода, отошли в сторону и остановились, разговаривая.
Бойцам было теперь не до работы. Неотрывно они наблюдали за тем, что происходило там, на вершине сопки. Они видели, что вначале пограничники долго и внимательно рассматривали голубя и шелковку, потом они что-то рассказывали Тихонову, и тот часто вскидывал руками, а затем, нагнувшись, черенком плетки долго вычерчивал на песке какой-то чертеж.
Наконец разговор закончился. Тихонов пожал руки пограничникам, и они вскочили на лошадей. Переждав, когда они скроются за сопкой, Тихонов сел в седло и помчался под гору, к своей палатке, с такой быстротой, что страшно было смотреть.
— Отчаянная головушка! — с мальчишеской завистью сказал Соколков. Егоров мысленно повторил его слова и подумал: «И скачет он так не из пустого азарта, как не зря он ловил этого злополучного голубя…»
5
Тихонов пробыл в палатке несколько минут. Он вышел оттуда вместе с младшим лейтенантом Власовым, голос которого разнесся по всей пади:
— Прекратить работу и построиться!
Работа
Шлёнкин отбросил лопату и, встревоженно глядя на Филиппа, спросил:
— Что, Егоров, война?
— Черт ее знает, все может быть, — стараясь казаться спокойным, сказал тот.
Когда батальон выровнялся, Власов подал команду «смирно» и обратился к комбату с рапортом:
— Товарищ капитан, батальон построен для следования на выполнение боевой задачи.
Тихонов осмотрел батальон придирчивым, оценивающим взглядом опытного командира, негромко сказал:
— Вольно!
— Во-ольно-о! — протяжно и звонко прокричал Власов.
Однако бойцы продолжали стоять не шелохнувшись. Они слышали, как Власов, отдавая рапорт капитану, сказал: «Батальон построен для следования на выполнение боевой задачи», — и ждали, что скажет Тихонов.
— Японцы подтягивают на нашем участке свои силы, — сказал Тихонов, поглядывая в сторону границы. — Может случиться, что они полезут на нашу землю, и тогда нам придется драться. Через час мы выступаем занимать рубеж. Проверьте и подготовьте оружие. Лица, окончившие высшие учебные заведения, ко мне, остальные — рра-зойдись!
Бойцы кинулись к своим винтовкам, стоявшим в разных местах в козлах, а Филипп Егоров и еще двое бойцов подошли к Тихонову.
— Военные дисциплины в вузе проходили? — спросил он одного из подошедших к нему бойцов.
— По болезненному состоянию здоровья в то время от сдачи военных дисциплин был освобожден, — ответил боец.
— Идите, — слегка кивнул головой Тихонов, давая бойцу знать, что разговор с ним окончен, и обратился к другому бойцу:
— А вы?
— Я заканчивал институт заочно, без отрыва от производства, и военных дисциплин не сдавал.
— Так. Идите, — сказал Тихонов и, проводив бойца взглядом, спросил:
— Ну а вы, Егоров?
Филипп про себя отметил, что Тихонов обладает отличной памятью, так как помнит его по одному мимолетному разговору, состоявшемуся еще в дороге.
— Я сдавал все военные дисциплины, проходил трижды лагерные сборы, был аттестован на комвзвода после специальной стажировки, — проговорил Филипп.
— А почему вы призваны как рядовой? — спросил Тихонов.
— Не знаю, военкомат, — неопределенно пожав плечами, сказал Егоров.
— Ах, эти военкоматы! Не научились еще они четко работать! — вздохнул Тихонов. — А какова ваша гражданская специальность? — почему-то очень строго осведомился он.
— Я учитель географии и любитель-селекционер.
— Что же вы вырастили?
— Я пытался вывести устойчивые северные виды пшеницы, — торопливо сказал Егоров, понимая, что не это же главное в их разговоре.
— Вот как! Интересно! — с воодушевлением сказал Тихонов, и по его возгласу Филипп заключил, что, начнись этот разговор в каких-нибудь подходящих условиях, Тихонов с удовольствием пустился бы в обстоятельные расспросы.