Шрифт:
Виктор ПРОНИН
ОТЕЦ И СЫН
В кабинет Засыпкиной доставили Михаила Жигунова. Невысокий, с редкими прямыми волосами, человек, о котором единственно, что можно было сказать с полной уверенностью - выпивающий человек. Привезли на машине в сопровождении оперативных работников, которые и нашли его дома спящим. Вошел в кабинет настороженно, по всему видно - чувствовал себя неважно. На графин посмотрел так жалостливо, что Засыпкина сама налила ему воды.
Выпил жадно, в три-четыре глотка, облегченно перевел дыхание. Вытер рукавом губы. Похмельная испарина покрывала лоб младшего Жигунова, штаны смяты, он в них и спал,
– У вас есть перчатки?
– неожиданно спросила Галина Анатольевна.
– Есть... А что?
– Где они?
– Дома...
– Какие у вас перчатки?
– Обыкновенные. Кожаные.
Но с окончательными выводами Засыпкина решила не торопиться, тем более, что в квартире Жигунова предстоял обыск.
– Михаил Александрович, вы знаете, что произошло в доме отца?
– Да уж знаю... Рассказали люди добрые.
– Какие у вас были отношения с отцом?
– Нормальные. Хорошие отношения, - неуверенно добавил Жигунов, вспомнив, видимо, поговорку, что о мертвых говорят или хорошее или ничего.
– Были хорошие.
– Почему же вы не жили вместе? Отец сдавал полдома чужим людям, а вы, родной сын, живете на стороне... Почему?
– Так уж получилось. К родителям лучше ходить в гости... А жить вместе... Слишком много точек соприкосновения. Да и выпивал он, откровенно говоря. Не дом, а проходной двор. Кто с бутылкой придет - свой человек, желанный гость.
– Но квартиранты не жаловались?
– Дергачевы? Да они сами такие же.
– Значит, не любили вы отца?
– Я такого не говорил.
– Любили?
– И этого не говорил. Отец - он и есть отец.
– Вы - прямой наследник, следовательно, дом теперь ваш?
– Что осталось от дома - мое.
– Были ссоры с отцом из-за дома?
– Как вам сказать... Не то чтобы ссоры... Мне, в общем-то, есть где жить... Но разговоры о доме были. Он сам затевал. Оно понятно - один остался, мать тоже ушла, жила отдельно, не могла с ним. Вот он и заговаривал время от времени об этом доме. Как я понимаю, пытался нас привлечь к себе. Дескать, помру - вам останется... Собутыльников у него всегда хватало, а близких людей не осталось.
– Вы были вчера у отца?
– Заходил.
– По какой надобности? Родственной привязанности нет, говорить не о чем, праздники кончились, день рабочий, а вы у отца?
– А что, нельзя?
– усмехнулся Жигунов.
– Почему же нельзя, можно. Даже нужно посещать отца. Я спрашиваю о вчерашнем дне, когда произошло преступление, когда кто-то поджег дом, тот самый, который отец вам не отдавал, да и не собирался делать это до смерти. Так?
– Это по-вашему что же получается?
– прищурился Жигунов.
– Хотите сказать, будто я в отместку?
Про себя Засыпкина отметила, что он вряд ли в полной мере понимает вопросы; Михаил улавливал только их поверхностный смысл, а когда ему чудился какой-то намек, он истолковывал его по-своему, впадал в похмельную обидчивость, которая, впрочем, тут же проходила. Конечно, неплохо бы ему сейчас проспаться, прийти в себя, ясно осознать происшедшее, но не могла Галина Анатольевна дать ему такой возможности, не было времени.
Давно известна закономерность - убийства
– Не спешите обижаться, - сказала Засыпкина.
– Послушайте. Вчера вечером вас видели выходящим из дома отца. Через некоторое время соседи заметили, что в доме пожар. Когда его погасили, внутри оказались убитые люди. В том числе ваш отец.
– Вон как вы повернули, - Михаил покачался из стороны в сторону, словно раздумывая, о чем лучше промолчать, где большие неприятности его подстерегают, и, наконец, решился.
– Пришел он ко мне вчера на работу. В РСУ. С бутылкой. Выпили.
– На работе?
– А где же?
– Вдвоем?
– Нет, Свирин подоспел, нюх у него прямо-таки собачий!
– И никто не помешал?
– У нас?! Хорошо, что начальство не застало, а то пришлось бы поделиться.
Галина Анатольевна не первый раз сталкивалась с положением, когда поступки, слова, действия и даже убеждения человека определяются количеством выпитого. Бутылками отмеряют время, оценивают благодеяние, расплачиваются за долги, за услуги, бутылками измеряют ценности, и не только материальные.
Часто от количества выставленных бутылок зависит репутация, продвижение по службе. Стакан червивки - и слабеют самые прочные родственные связи, теряют силу семейные привязанности. И нет человека роднее собутыльника.., если он через минуту не превратится в первого врага.
Прокурор района рассказывает, что не встречал ни одного серьезного преступления, где так или иначе не присутствовала бы червивка. После стакана-второго в силу вступают словно бы иные человеческие ценности, новая логика поступков. В то же время общепринятые законы порядочности как бы обесцениваются да и само достоинство видится в ином, нежели до того, как опустела бутылка с зелененькой этикеткой, по цвету напоминающей свежую весеннюю травку. Выпускаемая консервным заводом местного совхоза, эта продукция, судя по всему, дает неплохой доход.
Очевидно, не только в качестве червивки дело, когда приятели, напившись, не пляшут, не поют, а свирепеют. Что-то сдвинулось в нашем сознании, уж коли само пьянство становится не причиной, а следствием неудовлетворенности, убогости существования. Не найдет человек червивки, будет зубную пасту на хлеб намазывать, перегонять смазочные масла, жевать таинственные корнеплоды. И все только для того, чтобы ощутить некую взволнованность, интерес к жизни, почувствовать собственную значительность, чтобы растревожиться обидой, восторгом, чтобы ощутить в себе силы и желание общаться с людьми, поскольку без выпивки ничего этого у него нет. И в стремлении ощутить себя человеком, его не остановят никакие меры, цены, приговоры. Другое дело, что стремясь ощутить себя человеком с помощью выпивки, он от своей цели все дальше уходит.