Отец монстров
Шрифт:
— Все очень просто. — То ли нарочно — поиздеваться над пленниками, то ли у него действительно было много неотложной работы с трупом, но толстый Иван Иванович ни на минуту не отрывался от разъятого тела, копошась там во внутренностях, изредка только доставая из него что-то красное, кладя рядом на стол и поглядывая на привязанных. — Все мы на следующей неделе отправляемся в кругосветное путешествие. Хватит здесь нищенствовать. Поедем мир посмотрим. Вы кем предпочитаете, чтобы я вас сделал? Вы мне можете сейчас не говорить, подумайте, потом пожелания выскажете.
— Слушай, отвяжи меня, — глухо и зло проговорил Николай. — Не серди.
Он
— Конструкция крепкая, рвать жилы бесполезно. Кроме того, это может сказаться на красоте препарата, который я из тебя сделаю. Да и не это основное, — продолжал бубнить своим трубным голосом Сасипатров-средний. — Главное — что я из вас сделаю. Главное для вас уже думать не о настоящем, а о будущем. Ведь ваша жизнь только начинается, но в другом, особенном качестве. Ведь вы не понимаете. Вы можете жить вечно, и только от меня зависит, будете вы иметь вид достойный или какой придется. Вот согласись, Антоша, ведь я могу сделать тебя капитаном дальнего плавания, и будешь ты сто лет стоять в белом мундире и фуражке с кокардой, и очаровательные иностранки будут любоваться тобой: «Ах, какой красавчик!» Или могу сделать из тебя повешенного или казненного с валяющейся в корзине головой. И симпатичные сексуальные иностранки будут, сморщив носик, отворачиваться от тебя с пренебрежением. А жену твою — проституткой. Хочешь иметь жену-проститутку? А, повешенный?..
«Что он несет? — думал Антон, глядя на то, как Сасипатров-средний со своим скальпелем сладострастно копается во внутренностях. — Что он несет?»
— Послушайте, Иван Иванович, — вдруг заговорил Максим спокойным, мягким голосом. — Вы что, не понимаете, что за убийство вас будут судить? Одно дело трупы из морга тибрить, а другое дело убийство. Если вы нас убьете…
Громогласный хохот потряс воздух то ли операционной, то ли гаража. Это над трупом ржал Сасипатров-средний. Он прекратил работу и, подняв голову, смотрел на молодых людей и смеялся, смотрел и смеялся… У него даже очки набок съехали.
— Кто сказал, что я вас убью?! Я сказал?! Я улучшил метод Рюйша, я довел его до совершенства. Теперь, для того чтобы превратить человека в мумию, вовсе не нужно его убивать. Забальзамировать можно и живого. Я изобрел метод бальзамирования живых — я у живых спускаю кровь, и они незаметно переходят в другое состояние — в этом великая истина. Здесь не нужно промежуточного звена смерти — она исключается моим мастерством, вы даже не умираете, хотя всякий врач определил бы вам причину смерти. А здесь причина смерти — вечная жизнь. Разве не об этом мечтают все философы и все люди планеты. Жить вечно, не старясь. Я даю такой шанс.
— Послушайте, вы сумасшедший! — проговорил Антон.
— Да он сволочь, он подонок! — закричала Даша и вдруг залилась таким нестерпимо пронзительным криком, что все вздрогнули и посмотрели на нее. Это было уж слишком!
Иван Иванович от такого крика замер со скальпелем в руке, глядя на девушку изумленно и испуганно одновременно.
— Значит, ты пойдешь на операцию первой, — сказал он, когда девушка закончила. — Здесь стены прочные, звуки не проникают. Но если такое повторится, заклею рот скотчем.
Проговорив это, он снова углубился внутрь.
— Почти каждую ночь я переставляю местами и переодеваю в залах препараты, меняю композиции, пытаясь сделать их более философскими и сюжетными, — снова забубнил он, ни на минуту не прекращая свою работу. — Я ищу для них абсолютно правильной постановки. Я чувствую себя творцом, писателем, если хотите.
— Писатель работает с живыми, — перебил Антон. — А ты просто трупы переставляешь.
— Нет! — вдруг воскликнул мгновение назад такой циничный и рассудительный Иван Иванович. — Я писатель, я творец! Я с детства мечтал быть писателем. Вообще с препаратами полно работы. Вы думаете, вот так вот сляпал мумию и забыл? Так вот фиг! Каждую неделю им ногти стригу, каждый месяц волосы подстригаю… И все я, все я один. Представляете?!
Он поднял глаза на привязанных, ища в них сострадания.
— Ну послушайте, Иван Иванович, ну зачем вам это нужно? Давайте вы нас отпустите, и мы пойдем домой. Даю вам честное слово, что мы никому ничего не скажем, — продолжал свою психотерапию Максим: он был с виду спокойнее всех.
Но Антон, кажется, один понимал всю серьезность положения. Он уже знал, что это никакой не сумасшедший и не стоит тешить себя надеждой, что удастся уговорить его, чтобы он их выпустил. Нет, это убежденный человек. Человек не такой, как все они, у него чего-то не хватает в организме или что-то лишнее. Это потомок монстров, и он живет по другим только ему ведомым законам, а человеческая жизнь для него не представляет никакой ценности: большую ценность представляет человеческое тело.
— Так вам известна формула Рюйша? — спросил Антон, не то чтобы ему было интересно, он и сам не знал, почему спросил.
— Эх, предупреждал я тебя, Антоша, руку с запиской под ванну подпихивал — не послушался, вот и паришься здесь с женой своей крикливой, — проговорил он, отвечая как бы на свои мысли. — А секрет бальзамирования, конечно, знаю. Ведь мой предок Фома выкрал его. И знаете, где я его храню? Вам я покажу: вы им уже не воспользуетесь.
Иван Иванович со звоном положил скальпель, вышел из-за стола, вытирая окровавленные руки грязным вафельным полотенцем, и остановился перед привязанными к стульям молодыми людьми.
— Вот где! — Он вдруг задрал пижамную куртку, и все увидели выколотые на его жирном животе буквы. — Теперь вы поняли, почему никто и никогда не мог найти рецепт? Потому что, мы потомки Фомы, носим его на своем теле. Хотя он и хранится в моей голове, но на животе надежнее. Живот — главное мое место. — Он захохотал, погладил себя по животу и так, похохатывая, вернулся за стол.
«Теперь все, теперь точно не выпустит живыми, — пронеслось в голове Антона. Хотя и раньше надежды не было. — Лишь бы не больно… Проклятие, зачем я Дашу с собой взял! Вот дурак!»
Антон чувствовал какую-то слабость во всем теле; скорее всего, так действовал на него стресс. Руки затекли настолько, что он их не чувствовал. Скоро он все свое тело чувствовать не будет. Николай сидел, обливаясь потом, стараясь не глядеть на стол, за которым не покладая рук трудился Иван Иванович. Дашу, казалось, окончательно вымотал ее душераздирающий вопль, и она как-то приувяла или, исчерпав все возможности к спасению, покорилась судьбе — ей даже неинтересна была работа над покойником. Максим сидел весь красный, вытянув шею вперед, напряженный, сбоку под подбородком у него вздулась синяя вена, и в ней пульсировала кровь, отсчитывая последние удары его жизни.