Отец по ошибке
Шрифт:
Ближе к вечеру мне вдруг становится плохо. Я чувствую головокружение, тянет внизу живота, из-за слабости мне с трудом удается подняться с кровати, чтобы найти в шкафу тонометр. Максим без стука входит в комнату в тот самый момент, когда я меряю давление.
— Тебе плохо? — щурится он, разглядывая меня внимательно.
— Нет, просто контролирую свое состояние, — спешу заверить его в обратном, но мужчина так просто не сдается. Быстро преодолевает расстояния между нами и забирает у меня тонометр.
— У тебя давление ниже нормы.
Я вздыхаю и пожимаю плечами. Потом вдруг начинаю злиться и резко выдираю из его рук аппарат.
— Это нормально в моем состоянии. Ничего страшного. Ты что-то хотел?
Мне не нравится, что он видит мою слабость, не нравится, что предстала перед ним в таком виде. Ни маникюра, ни нормальной одежды, ещё и лишние килограммы после беременности. И слаба. Не способна позаботиться о себе.
— Служба доставки не работает, поэтому ужина может не быть. Не умею готовить. Совсем.
— Я все сделаю, надо было мне догадаться, — суечусь я, решая, что пора бы хоть чем-то отблагодарить его за гостеприимность и помощь.
— Сиди уже, — раздраженно произносит он, надавливая ладонью на мое плечо и не давая мне встать. — Я что-нибудь придумаю.
Мужчина разворачивается и, не говоря ни слова, покидает спальню. Я же забираюсь в постель, укрываюсь одеялом и сама не замечаю, как проваливаюсь в глубокий сон. Просыпаюсь оттого, что где-то в квартире плачет ребенок. Вздрагиваю, понимая, что это Тимур. Сколько он уже так плачет, пока я здесь сплю?
Я резко поднимаюсь с кровати, и перед глазами появляются черные точки. Головокружение никуда не ушло. Держась за стенку, иду на звук, миную коридор, открываю дверь в детскую и замираю на пороге.
Максим не видит меня. Он качает Тимура на руках, пытаясь его успокоить. И это выглядит так… так невероятно мило. В этот момент я все же понимаю, что мне не хватает мужчины. В жизни, в доме. Что вот это все в детской комнате я делала сама. Нанимала грузчиков, искала сборщика мебели, маляра. На последних месяцах беременности с трудом доносила до квартиры пакеты с продуктами, а вот сейчас мне предстоят долгие бессонные ночи один на один с сыном, а все могло быть совсем иначе, если бы у меня был любящий муж.
— Тихо, дружок, ты ведь не хочешь разбудить маму? — произносит Максим. — Ты же мужик, а не плакса, так что прекращай это. Давай. Песенку петь не буду, даже не надейся.
Мужчина и в самом деле очень старается успокоить малыша, но у него не получается.
— Нужно сменить памперс, наверное. Давай его мне, — выдаю своё присутствие и осторожно забираю у него сына. — Привет, мой маленький, мама рядом. Ну, не плачь, мой хороший.
Пока я хлопочу над Тимуром, мужчина остаётся рядом и следит за моими манипуляциями.
— На шестом этаже сдаётся студия, я достал номер телефона хозяина, завтра можешь позвонить и договориться, если все подойдет, конечно, — внезапно огорошивает меня новостью Максим.
— Спасибо, — бросаю на него растерянный взгляд.
— Да не за что. — Он прячет руки в карманах и топчется на месте, словно хочет сказать ещё что-то, но не решается.
— С ужином что-то получилось? — решаю продолжить разговор сама. Кладу Тимура в переноску и на мгновенье прикрываю глаза, пытаясь справиться с головокружением.
— Пельмени из морозилки, — как бы извиняясь, говорит он. — Я попробовал, как домашние.
— Если это те, которые были в розовом пакетике, то они и в самом деле домашние. Я налепила за несколько недель до родов, — улыбаюсь я.
— В таком случае ты отлично готовишь. Давай я возьму его, тебе не стоит ничего поднимать. А вообще, ты должна находиться в кровати. Идём, я нашёл несколько хороших фильмов, принесу ужин прямо в постель. Раз уж мы застряли здесь вдвоём, то хоть как-то скоротаем время.
Максим забирает переноску, я следую за ним. Пока я поудобней располагаюсь на кровати вместе с Тимуром, который бодрствует и уже совсем не плачет, мужчина приносит поднос с тарелками. Пельмени, овощи, творог и чай. Я делаю вид, что ем, но на самом деле стараюсь есть только творог, так как жирная пища для меня все ещё нежелательна, а говорить об этом мужчине не хочу.
По телевизору идёт комедия, свет в комнате приглушен, слышно завывание ветра за окном, мы с Максимом лежим по разные стороны кровати, Тимур между нами. Если забыть на минутку, что мы чужие люди, то можно принять нас за семью. Настоящую. Ощущение тепла и комфорта не покидает меня. Все так правильно, безумно. И это ощущение пугает меня.
Где-то на середине фильма я засыпаю следом за сыном. Сквозь сон чувствую, как меня накрываю одеялом, какой-то шёпот. Когда приоткрываю глаза, то замечаю, что рядом с кроватью стоит коляска, и догадываюсь, что, скорее всего, Максим перенёс ее сюда, чтобы мне не приходилось вставать ночью к Тимуру.
Ближе полуночи я резко просыпаюсь от громкого детского плача. Приходится все же встать, чтобы покормить ребенка. Максима в спальне нет. Я нахожу его в кухне. Он сидит за столом в наушниках, пьёт из стакана янтарную жидкость и не отрывается от экрана телефона. Все же замечает меня, поднимает голову, проходится по мне взглядом. Достает из уха один наушник и огорошивает меня новостью:
— Света не удержалась и поведала матери о тебе и ребёнке. А Лена, похоже, желая поддеть бывшую, приукрасила наши отношения, и теперь мать жаждет познакомиться с вами, чтобы удостовериться, что это не ложь.
Глава 22
Максим
Поступок Светы вызывает внутри меня настоящую ярость. Не знаю, чем она руководствовалась, когда решила сообщить моей матери, что я живу с женщиной и, вероятно, у нее есть ребенок. Не от меня. Возможно, думала, что мать бросится вставлять мне мозги? Что мне пятнадцать лет и я сделаю так, как желают родители? Но я давно уже вырос и вправе самостоятельно распоряжаться своей жизнью.