Отец
Шрифт:
«Короленко» стоял у причала тихий и безлюдный. С его палубы видны были и Камская ГЭС — выше Мотовилихи, и железнодорожный мост ниже города, и сам город. Любуясь вечерней рекой и бледным золотистым закатом за Камой, Александр Николаевич вслух размечтался о том, что хорошо бы побывать за Уралом, в Сибири, поплавать по тамошним могучим рекам. Тут-то Варвара Константиновна осторожно и напомнила мужу о его обещании поехать с Лидой к Дмитрию.
Как ни хорошо, как ни весело было Лиде на теплоходе, она ждала обещанную дедом встречу с отцом и матерью, хотя и не говорила об этом. Обещание надо было выполнять. А это было
— Это значит, пускай он пока пораскинет умом, пусть понимает, что перед дочерью он не все выполнил, — сказал он Варваре Константиновне. — А мы тоже еще подумаем об этом деле.
На обратном пути старики думали об этом, но никто не решался заговорить первым.
Когда «Короленко» снова вышел на Волгу и сухой горячий ветер заволжских степей напомнил о близком конце поездки, Александр Николаевич, наконец, сказал:
— Обоим нам к Дмитрию надо бы ехать. Да поистратились мы. Один, пожалуй, поеду?
— Трудное, Саша, для тебя это дело. Не по здоровью, — заметила осторожно Варвара Константиновна.
— А этак-то по здоровью? Когда тебе, как у дерева, под кору червяк забрался и точит… точит?
Старые супруги сидели в каюте одни; их внуки резвились на террасе, и можно было поговорить не торопясь и как-то подумать над тем, чтобы растоптать этого мерзкого червяка, который был стыдным семейным несчастьем.
— Вспомни, Варя, нас молодыми. Очень хрупкое счастье было у нас поначалу. А ведь решились Митю народить. Сейчас он по чинам и орденам первый бы человек должен быть в семье. Для того берегли и растили. А что получилось? И черт бы с ним, с Митькой, и с его сорокой, или, как там говорят, кукушкой. Или у нас нет настоящих детей? А вот беда его, как собственный позор, меня тяготит. А может, это от злости, что самого первого своего внука и одним глазом не видал? Гонор, так сказать, стариковский?
— Не знаю, — ответила Варвара Константиновна. — Самой не по себе становится, как подумаю, что где-то кровинка родная, как неприкаянная, чужими руками вырощена. Сиротой выросла.
— Ну, насчет сироты и чужих рук ты поосторожней. Прекрасная женщина ему матерью стала, иначе я о ней думать не могу. Не то что кукушка, родившая его.
— А может, неправильно Зинаиду называть кукушкой? Мать она, а это сильнее всего. Знаю, страдает она.
— Страдает?
— А сам как предчувствуешь?
— Гхм… — тут Александр Николаевич подумал, что Варвара Константиновна идет в мыслях своей отличной от его мыслей путеводной ниточкой и к чему-то уже пришла. — Уж не думаешь ли ты, что они снова сойдутся?
— Да ведь и Митя страдает.
— Страдает, да не простит: через такую обиду ему не переступить. И потом… — тут Александр Николаевич словно сам пугаясь того, что ему подумалось, быстро сказал: — А что ты думаешь насчет Жени Балаковой? Приметил я, что потянулась она к нему, как он в отпуск приезжал. Да и Дмитрий… — Александр Николаевич не договорил и плотно сжал губы.
— Нет, — Варвара Константиновна отрицательно покачала головой. — Женя — это не настоящее. Женя тоже это понимает. А вот Зинаиде простить — это ты правильно сказал. Трудно ему
— А как?
— Ехать к нему надо.
X
— Слышу: будто легковая посигналила на углу, — быстро заговорила Марина, сбежав с крыльца к автомобилю и принимая из дверцы от Варвары Константиновны сетку с остатками дорожной провизии. — Ну, думаю, наши приехали. Так и есть! — Шофер открыл багажник. Марина сунула сетку Алешке и подхватила чемоданы. — А я только-только умыться успела, — сказала она, снова взойдя на крыльцо и останавливаясь.
«Как расцвела-то женщина, — ожидая сдачу от шофера и глядя на Марину, удивился Александр Николаевич. — Видать, у нее с Соколовым без нас полная договоренность во всем наступила».
Марина дождалась, пока мимо нее прошла Варвара Константиновна и пробежали дети, и сказала отставшему Александру Николаевичу:
— А вы, папа, стали молодцом.
— А что? Волга, она целебной силой обладает. Как в сказочные три котла окунулся. Да и ты, дочка, тут без нас что-то раскрасивелась, — старик заглянул в глаза Марины. — Спокойно тебе тут без нас было? — лукаво спросил он.
— Соскучилась я по вас, — ответила Марина и вдруг сказала невпопад: — Прогрессивку мы получили. Вся бригада.
Александр Николаевич понимающе ухмыльнулся и пошел в дом.
Чисто прибранная, полная света и свежести от намытых полов квартирка еще больше повеселела от того шума, который обычно вносят не утомленные долгой дорогой приезжие люди.
— Докладывай, дочка, теперь обстоятельно, — шикнув на детей, спросил Марину Александр Николаевич.
— Дайте прежде обнять-то хоть вас. — Все еще смущенная Марина, раскинув руки, присела, и дети повисли на ней, чуть не повалив. — Обедать будете? Нет!? Тогда вареньем угощу. — Она отпустила детей и обратилась к Варваре Константиновне, сидевшей на стуле с выражением полного удовлетворения тем, что она, наконец, опять дома. — Крыжовнику я, мама, и вишни сварила. Китайка уже поспевает. Обирать надо.
— Мы, мы пойдем обирать! — закричали дети.
— Ну-ка, тихо! — прикрикнула на них Марина. — А то ничего вам не будет — Она подошла к Александру Николаевичу, поцеловалась с ним почтительно, сказав:
— С приездом, — потом подошла к Варваре Константиновне и тоже расцеловалась. — Теперь слушайте: Вика ушла в декрет и уехала к Артему. В провожатые взяла Анатолия. Толя хотел вернуться сразу, да все нет и нет. А вчера получила от него письмо. — Марина взяла с комода открытку и подала Варваре Константиновне.
— Да уж сама читай, скорей, — сказала та.
Марина повиновалась и прочла:
— «Здравствуйте, дорогие родные. Наверное, вы уже дома, и я поздравляю вас с приездом.
Приеду я, наверное, не раньше чем через месяц. Решил поработать на уборке богатого урожая. Артем это одобрил. Все равно работы на заводе раньше сентября даже не обещают. Шлют всем вам привет Артем и Вика. Ваш любящий сын Анатолий».
— Ишь ты! — Александр Николаевич присел бочком на валик дивана. — Виктория-то как решительно и правильно поступила! — Он победно взглянул на Варвару Константиновну, будто это он вдохновил Вику на такой смелый шаг. — А Тольян-то! Тоже молодец: не побоялся, что материны ватрушки ему там, в совхозе, повытрясут.