Отечества крылатые сыны
Шрифт:
Горе в каждой советской семье - горе у всего народа. Но наш народ - герой. Превозмогая боль утрат, он умножал свои силы в тылу и на фронте. Мужчины Большого Токмака и Юхимовки пошли на фронт. Вместе с ними ушел и муж сестры Агафий Тимофей Усс. Ушел, чтобы дойти до Берлина и оставить свой автограф на стенах рейхстага. Ушел добровольно на фронт и племянник Павлик Кущенко. А те, кто остался дома, - старики, женщины, дети, - брались за тяжелый, но радостный труд, восстанавливали завод в Большом Токмаке, колхоз в Юхимовке, всеми силами помогали фронту.
Через несколько дней я возвращался в Харьков. Неожиданно похолодало. Ехал в кабине автомашины, стоявшей на платформе воинского эшелона. В полк вернулся своевременно. Еще долго я находился под впечатлением увиденного
Заканчивался 1943 год. В полку подводились итоги боевой работы. Этот год стал годом замечательных побед нашего оружия. Более тысячи километров прошли с боями наши войска, освободив две трети родной земли. В этих успехах и труд авиаторов. Но были у нас и потери. Яков Соломонов, Павел Власов, Трофим Тихий, Иван Душкин, Дмитрий Барашев, Василий Травин, Сергей Пашинкин, Куба Гершер - они храбро сражались с врагом и остались на поле боя. Мы помним их имена сегодня и будем помнить всегда. Будем рассказывать о них детям и внукам, ведь они отдали свои жизни во имя того, чтобы счастливо жили другие - мы и те, кто будет после нас…
Северные рейды
В Харькове вовсю хозяйничала зима. Выпало много снега, усилились морозы. Почти каждый день бушевала пурга.
Мы получили новую задачу и 13 декабря 1944 года поднялись в воздух, чтобы перелететь на аэродром Андреаполь, затерявшийся в лесах Калининской области. Позади остались степные просторы Украины. На смену им стали появляться небольшие лесочки, постепенно переходящие в дремучие брянские леса.
Перелет в Андреаполь оказался на редкость сложным. Почти на всем пути шел густой снег. Низкая облачность прижимала самолет к земле. Чтобы не задевать за верхушки деревьев, приходилось временами нырять в облака. Западнее Москвы пурга небывалой силы сделала дальнейший полет невозможным. Мы решили садиться на запасной аэродром в районе Вязьмы. С большим трудом [194] приземлились лишь со второго захода. Вместе с нами сели Борисов, Паращенко и Жуган. Остальные экипажи сели на других подмосковных аэродромах или возвратились в Харьков. Только Юрий Петелин, взлетевший раньше всех для разведки погоды, сумел добраться до Андреаполя. На второй день пурга немного стихла, и уже к вечеру все экипажи были на новой базе.
Андреапольский аэродром для дальних бомбардировщиков был весьма неудобным. Летное поле почти со всех сторон окружал лес. В свое время мы вылетали с него на Берлин и Будапешт и знали, как нелегко здесь взлетать на перегруженном самолете. Рядом нет никаких сооружений, кроме землянок для КП и техсостава.
Мы поселились в избах колхозников деревушки, расположенной рядом с аэродромом. С теснотой и всеми неудобствами можно было бы мириться, но начались долгие дни нестерпимой скуки. Наверное, нет ничего хуже вынужденного безделья. Круглые сутки шел снег, сильный ветер намел сугробы выше домов. Аэродромная команда непрерывно расчищала взлетно-посадочную полосу. Техники и механики все время держали машины в боевой готовности.
Много дней повторялось одно и то же: с утра готовились к вылету, а вечером узнавали об отмене полетов. Да и как было лететь? Видимость почти нулевая, небо и земля во власти белой стихии.
В январе командир дивизии И. К. Бровко провел конференцию летного состава на тему: «Тактика ночных истребителей противника». Конференция была очень полезной, вызвала у нас большой интерес. Летчики и штурманы рассказывали о случаях встречи с вражескими истребителями, предлагали всевозможные способы борьбы с ними. [195]
А вскоре состоялось первое полковое офицерское собрание. С докладом выступил замполит Анатолий Яковлевич Яремчук. Когда начались дебаты, попросил слово и я. Говорил о том, что советский офицер должен быть не только хорошим специалистом своего дела, отважным воином, что само собою разумеется, но и человеком образованным, всесторонне развитым, постоянно живущим интересами своего народа. Советский офицер, особенно авиатор, - это интеллигент. Он должен непрерывно учиться, как можно больше знать, всегда помнить, что он - член передового социалистического общества. Такое понимание роли советского офицера начало складываться во мне еще во время учебы в Харьковском училище червонных старшин.
Мне показалось, что для многих мое выступление было неожиданным. Все внимательно слушали, никто не возражал. После окончания собрания еще долго не расходились летчики, штурманы, техники, инженеры. Продолжали обсуждать интересную, всех взволновавшую тему.
– Ты, Алексей, выступил здорово, - сказал мне штурман звена Михаил Минченко.
– Но, по-моему, сейчас главное - бить врага, а не заниматься какими-то второстепенными вопросами…
– Я с тобой, Миша, в корне не согласен, - возразил Вовка Борисов.
– Нет слов, бить врага - наша главная задача. Но кто сказал, что человек культурный, образованный будет хуже сражаться с врагом? Да и война не будет продолжаться вечно!
Я был благодарен другу за поддержку. Володя - замечательный парень, человек исключительной доброты, отзывчивый на земле, дерзкий, ловкий и упорный в бою, готовый в любую минуту прийти [196] на помощь товарищу. Я рад, что Владимир мой единомышленник, что проблему роста офицерского состава он считает важной и решать ее надо постоянно.
Частым гостем летного состава был начальник штаба дивизии подполковник М. Г. Мягкий. Ветеран армии, участник гражданской и Отечественной войн, Михаил Григорьевич пользовался у нас большим уважением. Офицер высокой культуры, он отлично справлялся со своими обязанностями, в нем удачно сочетались качества штабного офицера с качествами боевого штурмана. Он мог часами просиживать над составлением штабных документов, черчением различных схем, был хорошим организатором во всем, что касалось штабных дел, но Мягкого всегда тянуло к летному составу. Он частенько в качестве штурмана вылетал на боевые задания.
В короткие минуты отдыха, когда мы ожидали сигнала на вылет, вокруг начальника штаба собирались авиаторы, чтобы послушать его полезные и поучительные рассказы о далеком прошлом, о Запорожской Сечи, о гражданской войне, о трудных первых днях Отечественной войны.
Однажды он рассказал об одном из своих боевых вылетов. В августе сорок первого года войска Южного фронта вели тяжелые оборонительные бои с немецко-фашистскими захватчиками. 229-й бомбардировочный полк своими активными действиями поддерживал наземные части. Много раз вылетал на задания и его начальник штаба майор Мягкий. В одном из полетов состоялся неравный воздушный бой наших бомбардировщиков с истребителями немцев. Самолет майора получил серьезные повреждения и загорелся. Огонь уже подбирался к кабине летчика Б. Г. Попеля, на нем загорелся комбинезон, пламя обжигало лицо, дым забивал дыхание, [197] и летчик не смог пилотировать самолет. Майор Мягкий, будучи раненым, взял управление на себя, продолжал полет, затем, выбрав площадку в степи вблизи Мелитополя, посадил горящую машину. Отважный штурман спас жизнь товарищам, помог им, истекавшим кровью, выбраться из самолета до его взрыва. За этот подвиг майор Мягкий был награжден орденом Красного Знамени.
Наступил февраль 1944 года. Летной погоды все еще не было. Снегопады не прекращались. Мы с нетерпением ожидали, что вот-вот прояснится, и мы сможем, наконец, выполнить свою задачу: организовать налеты на административные и военно-промышленные объекты Финляндии, продолжавшей активно помогать гитлеровской Германии.
Коварно нарушив мирный договор, Финляндия вместе с фашистской Германией 22 июня напала на нашу страну, а 26 июня официально объявила нам войну. Белофинны вместе с немецкими оккупантами принесли много горя и страданий ленинградцам. Финские прислужники Гитлера считали, что им безнаказанно сойдет активное участие в разбойничьей агрессии. Настало время возмездия. Мы понимали, что своими налетами в какой-то мере влияем на решение этой важной политической задачи.