Отечества крылатые сыны
Шрифт:
Автобус спешит к аэродрому. Толя Дрюк запевает: «По морям…» Все дружно поддерживают его.
Быстро и организованно поднимаемся в ночное небо. Пролетаем Дон. Серебряной змейкой вьется он меж крутых берегов. Высота растет. Позади остались Воронеж, Старый Оскол. Скоро цель. Слева виднеется Харьков. Он весь в огне.
Вдали появился голубой луч прожектора-наводчика. Он ползет по небосклону, затем устремляется на юго-запад, указывая нам направление на цель. Беспорядочно забегали по небу вражеские прожекторы.
Над лесом вспыхнули десятки осветительных бомб, сброшенных товарищами. Вижу слева по курсу Люботин, а впереди, в лесу, немецкие танковые части.
Наши бомбы
С большим огорчением узнаем, что из боевого вылета не вернулся экипаж лейтенанта Петра Колесникова из 20-го гвардейского полка. О его судьбе мы узнали из рассказа стрелка-радиста этого экипажа сержанта Колесниченко, чудом оставшегося в живых:
– На боевом курсе наш самолет осветили сразу четыре прожектора. И началось!… Снаряды разбили мою кабину, повредили один мотор, он перестал работать и загорелся. Командир все же вырвался из цепких объятий прожекторов и повел машину подальше от линии фронта, потушил пожар. Летели со снижением. Штурман капитан П. М. Власов помогал вести самолет. Мне приказали доложить на КП о случившемся и попросить оказать нам помощь в выходе на ближайший аэродром. Но сделать это я не смог: снарядом повредило радиостанцию. На высоте 500-600 метров остановился и второй двигатель. Настала неприятная тишина. Самолет быстро терял высоту. Ничего не оставалось, как садиться прямо перед собой. Но ничего не видно. Ночь темная. Вот-вот колеса коснутся земли. И вдруг - сильнейший удар. В глазах потемнело, я потерял сознание. Когда пришел в себя, понял, что лежу на земле, чем-то придавленный, не могу пошевелиться. Лишь когда рассвело, на помощь пришли местные жители. Оказалось, что наш самолет задел одиноко стоявшее в поле дерево и разлетелся на части. Меня отбросило в сторону на несколько метров. Капитан Власов и лейтенант Колесников погибли под обломками самолета… [170]
19 августа мы опять в воздухе. Взлетели вслед за Дмитрием Барашевым, взяли курс в район Харькова: сегодня наносим удар по войскам противника вблизи городка Валки.
Несколько минут полета, и мы уже на высоте 3000 метров. Приближаемся к линии фронта. Полоса пожаров придвинулась к окраинам Харькова. Враг, понимая, что скоро придется оставить город, в бессильной злобе зверствует - взрывает и сжигает заводы, фабрики, жилые дома. Харьков в огне и дыму пожарищ.
Наш удар оказался дружным и мощным. Мы взорвали склад с боеприпасами. Дым пожаров поднялся на большую высоту. Спешим к своему аэродрому, чтобы принять на борт новый бомбовый груз и снова ударить по опорному пункту врага. Внизу промелькнула железнодорожная линия Курск - Воронеж. И вдруг впереди нас в воздухе сверкнула яркая вспышка, похожая на взрыв самолета. Клубы огня, разлетаясь в разные стороны, опускались на землю. Что это?
На аэродроме к нам подошел инженер эскадрильи Константин Янин, спрашивает:
– А где же Барашев? Вы вылетали вместе. КП поддерживал устойчивую связь со всеми самолетами. В 23 часа 50 минут была принята радиограмма с позывными Барашева: «Задание выполнил. Готовьте бомбы для повторного вылета». Но после этого связи с ним не стало. Мы бомбы приготовили, а его все нет.
Мелькнула догадка, а не была ли та вспышка в небе взрывом самолета? Как не хотелось верить, что экипажа Барашева уже нет среди живых. С Василием Алиным мы доложили командиру полка о виденном нами взрыве, указали место на карте, [171] где это случилось. Этот взрыв видели и другие экипажи.
К большому сожалению, наши опасения подтвердились. В истории боевого пути полка появилась тогда запись: «В 00 часов 10 минут 20 августа 1943 года погиб экипаж Героя Советского Союза гвардии старшего лейтенанта Дмитрия Ивановича Барашева. Вместе с ним погибли его боевые друзья - штурман гвардии старший лейтенант В. И. Травин и стрелок-радист гвардии старшина Н. С. Подчуфаров».
Причина гибели - столкновение с другим самолетом, летевшим с бомбами с тылового аэродрома. Какой нелепый случай! Конечно, трудно заметить в ночной темноте встречный самолет, несущийся с огромной скоростью… Не повезло Барашеву в этом полете, ставшем для него последним. Случилась эта беда так неожиданно. С каждого полета он возвращался победителем. Всегда в его машине меньше пробоин и никаких неполадок…
Мы переживали тяжелую утрату своих друзей-однополчан и воинов из родственной части. Командир 3-й бомбардировочной авиадивизии полковник Бровко направил в братский авиаполк телеграмму, в которой выразил наше соболезнование в связи с трагическим случаем. Аналогичную телеграмму мы получили от боевых соратников.
Иван Карпович Бровко побывал на месте катастрофы. Сегодня в своих воспоминаниях об этом он пишет так: «Самолет Ли-2, летевший с бомбами, от удара в воздухе взорвался, и его обломки разлетелись в радиусе двух километров. Наш Ил-4 оказался очень прочным. После удара он вошел в штопор и почти целым приземлился в поле. Дмитрий Барашев сидел на своем месте и держал в руках штурвал, словно живой. Штурман Травин и [172] радист Подчуфаров также были на своих местах… Тяжело было для нас пережить потерю эту».
22 августа представители полка и трудящиеся Липецка проводили в последний путь храбрых воинов, славных соколов - Барашева, Травина, Подчуфарова. Мы похоронили их с почестями на главной площади города. Над могилой развевалось гвардейское знамя.
Выступивший на похоронах гвардии лейтенант Алексей Сидоришин - друг погибшего героя и один из храбрейших воинов полка - сказал:
– Я обязуюсь теперь летать за Дмитрия и за себя, беспощадно громить ненавистного врага.
Сегодня в Липецке, на площади, где похоронены авиаторы, возвышается обелиск Славы. Навсегда остались в нашей памяти образы Дмитрия Барашева, одного из лучших летчиков авиации дальнего действия, и его товарищей по экипажу.
Уже в мирные дни научный работник Малик Чариев, бывший стрелок-радист из экипажа Мусатова, прислал из Ашхабада письмо. В нем - теплые слова о Барашеве: «Дмитрий был исключительно одаренный, искусный летчик, удивительно мужественный человек. Он обладал богатырской силой, могучим здоровьем, редкой военной хитростью и смекалкой. До сих пор помню его приветливые карие глаза, добрый с улыбкой взгляд…»
Вскоре и Алексею Сидоришину не повезло. Выполняя очередное боевое задание, он вместе с экипажем вынужден был оставить горящий самолет, получить при этом сильные ожоги, травмы и ранения, отправиться на лечение в госпиталь.
Почти на год довелось отважному летчику отложить выполнение клятвы, данной на похоронах друга, - воевать за двоих. Но, вернувшись в полк из госпиталя уже в 1944 году, в сущности, инвалидом, [173] Алексей снова включился в боевую работу. Летал до конца войны, стал Героем Советского Союза.
А произошло с ним вот что. 26 августа, через неделю после гибели экипажа Барашева, мы бомбили вражескую группировку в районе местечка Валки. Вдруг в районе Белгорода на самолете Сидоришина стал давать перебои левый мотор: очевидно, сказалась ежедневная напряженная работа - даже техника «уставала». Через несколько минут мотор отказал полностью. Экипаж все же решил продолжать полет: линия фронта была уже близко.