Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том I
Шрифт:
Но еще большие убытки нанесла ей Англия в Вест-Индии, где находились главные колониальные владения Франции. Тринадад и часть Гвианы англичане захватили уже в конце 90-х годов и получили их по Амиенскому миру 1802 г. Затем они отняли у французов Тобаго и С. Луциа, которые закреплены были за англичанами первым парижским миром 1815 года. Таким образом и в Вест-Индии Англия стала наиболее могущественной державой.
Уже в 1795 и 1796 году Англия захватила ряд нидерландских колоний — Капланд, Малакку, Цейлон, Молукские острова; после уничтожения французского флота в 1798 году в битве при Абукире она оказалась владычицей Средиземного моря; в следующем году султан Типу в Декане, столь преданный французам, лишился и трона, и жизни. Эти действия Англии производили огромное впечатление на Европу: свой торговый флот, писал Шиллер, Англия, подобно полипу, распространяет во все стороны, страну свободной Амфитриты она намерена запереть как свой собственный дом. При заключении Амиенского мира в 1802 г. Англия довольствовалась немногим — Тринидадом и Цейлоном, вернув Франции и Нидерландам все остальные завоеванные ей колонии. Затем последовал захват Мальты и новая война с Францией, завоевание ряда Антильских островов, значительной части Индии, нидерландской Гвианы и в 1805 году уничтожение французско-испанского флота при Трафальгаре, после чего власть Англии на море была крепко и прочно установлена.
Георг IV (Муз. Щукина)
Таким образом Англии удалось во всех частях света приобрести новые владения и тем самым новые рынки для своих товаров. За двенадцатилетний период войн 1793–1805 гг. привоз Англии увеличился с 17 до 27 милл. фунт. ст., т. е. на 60 проц., и еще более повысился вывоз за это время: с 18 до 30 1/2 милл. фунт. ст. Возрастание торговых оборотов приходилось, главным образом, на долю торговли с заокеанскими странами, было вызвано торговлей с вновь завоеванными колониями. Но все же во внешней торговле Англии важную роль играла торговля с европейскими странами: последняя составляла в 1805 году около 45 проц. всей английской торговли. Этой торговле был нанесен сильный удар декретами Наполеона, устанавливавшими континентальную систему [22] . Не следует, конечно, предполагать, что эти постановления выполнялись в точности, и что английские товары совершенно не проникали на континент Европы. Еще раньше, в 1793, 1796 и 1798 гг., во Франции были изданы однородные запрещения относительно английских товаров и судов, а также судов нейтральных государств, посетивших английские порты. И все же в 90-х годах французские магазины в большом количестве пополнялись английскими товарами; последние привозились во Францию под именем товаров, происходящих из других стран. Точно так же и после объявления континентальной системы контрабандный ввоз английских и колониальных товаров на континенты был весьма значителен. В особенности эти товары «свозились в русские порты, северные (преимущественно Архангельск) и южные, чтоб чрез русские сухопутные границы проникать в Пруссию, Австрию, Германию и далее, вплоть до Франции» (И. И. Кауфман. «Серебряный рубль в России», стр. 191).
22
См. статью К. А. Военского.
Но в то же время нельзя отрицать, что континентальная система была для Англии и ее колоний гораздо опаснее прежних мероприятий, так как она относилась не к одной лишь Франции, но и к ряду других европейских государств, следовательно, стесняла торговлю Англии со всеми этими странами. Она вызвала в Англии новый тяжелый торгово-промышленный кризис 1810 года и заставила ее продолжать свою политику расширения колониальных владений, чтобы наверстать в торговле с заокеанскими странами то, что она теряла на стеснениях торговли с Европой. И когда в 1815 году был заключен парижский мир, Англия оказалась владычицей всех морей и чуть ли не единственной крупной колониальной державой: значение в этой области не только Франции, но и Нидерландов было уничтожено. Цейлон, Капланд и часть Гвианы были отняты у Нидерландов. Присоединив к Гибралтару Мальту, Англия могла захватить в свои руки торговлю на Средиземном море, а остров Маврикия и Капланд явились для нее удобными этапами на пути в завоеванную ей Индию.
Торговая и колониальная политика Англии 1794–1812 гг. обусловливалась, однако, не одной лишь необходимостью в приискании новых рынков для продуктов вновь возникшей фабричной промышленности, но и соображениями финансового характера. Расходы правительства в эту эпоху, вследствие ведения войн и выдачи денежных сумм союзникам для того, чтобы они могли продолжать борьбу с Францией, достигли огромных, совершенно неслыханных размеров. Добыть необходимые для этого средства можно было лишь в стране богатой, лишь при условии вырастания народного капитала и народного дохода, при успешном развитии торговли, промышленности и мореплавания. Таким образом торговая политика Англии в эпоху войн с Францией находится в теснейшей связи с ее финансами.
Насколько велики были военные расходы Англии в этот период, каких необычайных размеров они достигали, можно усмотреть из того факта, что расходы по всем войнам, которые Англия вела до 1793 года и после 1815 года (считая с 1688 по 1890 г.) вместе составляли лишь 461 миллион ф. ст., тогда как военные расходы 1793–1815 гг. равнялись 695 миллионам ф. ст. (около 4 1/2 миллиардов рублей), т. е. последние были больше на 234 миллиона, или на 50 проц. Следовательно, военные расходы Англии за небольшой период войн с Францией во время революции и Наполеона были в полтора раза более расходов ее, произведенных на все остальные войны, которые Англия вела в течение XVIII и XIX столетий. Если же возьмем случаи особенно крупных военных расходов в других странах и сопоставим их с расходами Англии в 1793–1815 годах, то и тогда последние окажутся чрезвычайно крупными. Так, чрезвычайные расходы Соединенных Штатов Северной Америки во время войны за отмену рабства в 1860-х годах простирались до 3 миллиардов рублей, а чрезвычайные расходы Франции во время войны с Германией в 1870-х годах, включая уплаченную Германии контрибуцию, составляли 2 миллиарда рублей, так что каждая из этих стран израсходовала значительно меньше, чем Англия на войны 1793–1815 гг. (около 4 1/2 миллиардов руб.).
Как же покрывались эти огромные расходы? Двумя способами — заключением государственных займов и введением новых налогов. До половины XVIII ст. Англия весьма умеренно пользовалась кредитом; к заключению займов прибегала мало и старалась при всякой возможности погашать произведенные ранее займы. Напротив, во второй половине этого столетия государственный долг Англии быстро растет и в 1786 г. он достигает огромной, неслыханной для того времени цифры в 240 милл. ф. ст. Такое увеличение задолженности государства возбуждало опасения с разных сторон. В Амстердаме во время войны Англии с американскими колониями возникал вопрос о том, долго ли еще Англия в состоянии будет платить проценты по своим долгам; а в восьмидесятых годах XVIII века один английский писатель утверждал, что либо нация должна уничтожить свои долги, либо долги уничтожат ее. Между тем, государственный долг в 240 милл. ф. ст., существовавший в 1786 году, вызывавший такие опасения современников, является совершенно ничтожным по сравнению с теми займами, которые были заключены Англией во время революционных и наполеоновских войн.
Последствием этих займов было то, что долг Англии составлял в 1816 году 800 милл. ф. ст., т. е. в течение 30 лет он увеличился в 3–3 1/2 раза. Однако, современники этого колоссального роста долгов уже гораздо менее отрицательно относились к этому явлению, чем их предшественники к несравненно более медленному увеличению долга в предшествующий период. Джон Синклэр находил займы необходимыми для государства, заключение их считал показателем богатства и доверия населения к правительственной власти. Нельзя отрицать, говорит он, благотворное значение государственного кредита во время ведения справедливой и необходимой войны; кредит является главным преимуществом Англии по сравнению с Францией и другими странами Европы; он составляет золотую жилу для Англии.
Питт (Из колл. В. М. Соболевского)
В самом деле, этот огромный долг свидетельствовал и о богатстве английского населения и о доверии его к государству. Никакое другое государство ни в те времена, ни еще долго впоследствии не могло бы добыть кредита в столь широких размерах; оно не получило бы его ни у своих подданных, ни за границей. Только Англия уже в конце XVIII века располагала столь крупными свободными капиталами, только ее население настолько верило в прочность и солидность финансов государства, что готово было отдавать в его распоряжение все свои сбережения. И в то же время без этих займов Англия не в состоянии была бы продолжать войны с Францией и осуществлять свою колониальную политику.
Но для покрытия военных расходов необходимы были и другие источники; одними займами нельзя было ограничиться. Критики Вилльяма Питта, стоявшего тогда во главе финансового управления Англии, поступали весьма несправедливо, осуждая его за увлечение займами. Они упрекали его за недостаточное пользованье налогами, как способом покрытия чрезвычайных военных расходов. На самом деле Питт вполне сознавал, что нельзя все чрезвычайные расходы перемещать на другие поколения, нельзя покрывать их исключительно путем займов, которые придется уплачивать и по которым необходимо будет платить проценты впоследствии, детям и внукам населения, заключившего заем. Часть чрезвычайных расходов, говорил Питт, должна быть немедленно покрыта налогами, собранными в том же году, когда расходы производятся.
Однако, проектируя новые налоги, Питт находился в весьма затруднительном положении. Низшие классы населения, классы, жившие трудом, были сильно обременены всякого рода налогами: таможенными пошлинами, уплачиваемыми при ввозе иностранных товаров в Англию, и еще более внутренними акцизами — налогами на всевозможные предметы; облагалось пиво и вино, соль, табак, крахмал, мыло, кожи, материи, стекло, свечи и многое другое. В виду этого, Питт сделал попытку распространить обложение на имущие классы — на денежную и поземельную аристократию путем установления налогов на роскошь. Так, в 1784 году он ввел налог на лошадей, беговых, верховых и упряжных, в 1785 г. налог на перчатки, в 1795 на лиц, употребляющих пудру для волос. В следующем году к этому присоединен был налог на собак и налог на шляпы и часы, а в 1798 г. налог на право выставлять свой герб на экипажах и в иных местах. Однако все эти нововведения вызывали среди высших классов населения большое неудовольствие; последние считали себя неподлежащими обложению, находили, что налоги на них не могут распространяться и поэтому протестовали против новых законов. С введением, напр., налога на пудру, герцог Норфолькский, один из богатейших аристократов Англии, перестал, вопреки обычаю, пудриться и запретил это делать своим слугам, желая этим выразить протест против нового налога; герцог Бедфордский, наоборот, приказал пудрить хвосты своим лошадям для его осмеяния. А инициатора налога на собак, члена парламента Дента, противники этого налога прозвали Dog — Dent.