Отель 'Империал' - выход из WINDOWS
Шрифт:
Марк Макарович вышел на середину комнаты и, скрестив пальцы, попытался объяснить жене, что все это подстроила дочь и надо просто пройти через это.
Евдокия Григорьевна посмотрела на Серафимову. Та кивнула.
– - Да, пожалуйста, доктор, проходите.
Хозяйка показала на стулья и приготовилась к беседе. Серафимова уселась на маленький пуфик в углу комнаты, представилась врачу, спросила, не помешает ли ее присутствие. Той разрешено было остаться. Лола стояла в дверях. Марк Макарович ушел на кухню.
– - Евдокия Григорьевна, -- начала
– - Что ж, доктор, я понимаю, -- обреченно согласилась Евдокия Григорьевна.
– - Вот и прекрасно. Расскажите мне для начала о себе. О вашей жизни. Вы ведь прошли войну? Что же у вас с дочерью-то не ладится?
– - Потому что с самой Германии привыкла хвостом крутить, ей и дела до меня не было, -- завелась Лола, -- нагуляла и сбагрила бабке. А сама по гарнизонам...
– - Что же ты такое говоришь? Постыдись!
– - взмолилась Евдокия Григорьевна.
– - Вы видите?
– - А почему дочь-то на вас обижается?
– - врач мягко задавала наводящие вопросы, и вообще Серафимовой нравилось, что она ведет себя корректно и учтиво.
– - Может, есть за что?
– - Да не знаю, она всю жизнь обижается. Она ведь больная родилась, все детство болела.
– - А ты в это время на Сахалин умотала с мужем, больного ребенка бросив, -- вставила Лола.
Ее трясло, она часто дышала и с ненавистью смотрела на мать.
– - Прошу вас не перебивать, -- строго произнесла врач.
– - Я же с мужем поехала, ему там гарнизон дали. Он к тому времени уже академию закончил, -- оправдывалась Евдокия Григорьевна.
– - А вы действительно к дочери холодно относились?
– - Ну, как я могу? Она же моя дочь. И мать есть мать. Я ее в таких мучениях рожала! Сама чуть не умерла и ее не потеряла.
– - Может быть, из-за трудных родов вы стали отчужденно к ней относиться?
– - Да нет, доктор, -- вздохнула Евдокия Григорьевна, -- просто у нее с детства характер был еще тот!
– - Неужели с раннего детства?
– - Да, да.
– - Но какой может быть характер у младенца, да еще и больного?
– подковырнула врач.
Лола даже вспыхнула:
– - Вот именно, она меня за то, что я с инсультом родилась, и возненавидела!
– - Так, я попрошу вас: или вы молчите, или вы погуляйте в соседней комнате, -- заявила врач.
Врач была опрятна и стройна. На вид ей было лет сорок, но, может быть, и меньше. Она сидела, спрятав руки в карманы халата, чуть поодаль сидела медсестра. Евдокия Григорьевна давно уже плакала, сморкаясь в мятый платочек и утирая им лицо.
– - Я ей ничего плохого не делала, доктор!
– - И ничего хорошего!
– - крикнула Лола. И вдруг, заподозрив что-то, схватила телефонную трубку. Нонна Богдановна мягко отобрала ее из пальцев Лолы и положила на рычаг.
Врач встала и прошлась по комнате. Серафимова почувствовала, что психиатру нужен свежий воздух. Они переглянулись и пошли на балкон.
– - Ну, что? Кому помощь-то нужна?
– - многозначительно спросила следователь врача, закуривая сигарету.
– - Вот именно!
– - многозначительно ответила та и тоже закурила.
Или Серафимовой показалось, или это та машина, тот "мерседес", который она видела вчера ночью возле "Метелицы". Машина подъехала к подъезду и притормозила. Серафимова пригнулась и отстранила от перил балкона врача. Осторожно посмотрела вниз.
Разыскиваемый Витей Братченко Копытов собственной персоной вылез из дверцы машины и вошел в подъезд. Серафимова бросилась в комнату, за ней врач, Любовь Петровна.
– - Наберите номер, -- попросила она неожиданную помощницу, протягивая свою визитную карточку.
– - А вы все выйдите на кухню. Марк Макарович, нет, Евдокия Григорьевна, подойдите к двери, и когда ваш любимый зять позвонит, откройте дверь и впустите его в квартиру. И сразу же бегите в конец коридора.
– - Помилуйте, да зачем нам его впускать?
– - Я вас от него избавлю, -- ласково объяснила следователь, -- лет на десять.
– - Вынула из сумочки пистолет и наручники и встала наготове.
– - Набрала. Что дальше делать?
– - крикнула Любовь Петровна.
– - Попросите Братченко, скажите, чтоб приехал. Сообщите так: Копытов попался.
– - Серафимова заметила выглянувшую из кухни Лолу и обратилась к ней: -- Пискнешь, подруга, определю в дурдом. И решения суда не понадобится.
Евдокия Григорьевна открыла дверь, за которой и притаилась Нонна Богдановна.
– - Ну, что, бабуля?
– - хрипло спросил Копытов, остановившись на пороге.
– - Ты уже перевозчика дожидаешься? Так это я и есть, старец Харон.
Не успел он опустить на плечи зажмурившейся от страха старушки свои немытые руки, как на них тут же защелкнулись наручники. Так вот за-жмурившись, Евдокия Григорьевна и выползла из смертельных объятий зятька.
Копытов почувствовал на своем затылке дуло пистолета и послушно двинулся в комнату. Задержание состоялось.
– - Че ж ты, стерва, не предупредила? Договорились же!
– - бросил он Лоле, с ненавистью зыркнув на нее.
– - Так ведь мне не дали позвонить, -- дрожащим голосом оправдывалась та.
Евдокия Григорьевна на радостях побежала на кухню ставить чайник. Лола Закариевна теперь сидела на диване рядом с Копытовым, и по ее виду можно было определить погоду: пасмурно и небо -- в клеточку.
– - Теперь на свои отношения с женщинами лет на десять ты сможешь положить конец, -- сообщила Копытову Серафимова.
ЗАПАДНИЦА
Вот чего Серафимова не любила, просто не выносила! От этого не только мурашки по коже и гусиная кожа, но и волосы дыбом и передергивает. Она и сама-то этого никогда не делала, а других просто гнала от себя взашей, если видела, что кто-то держит в руках это дурацкое изобретение человечества. От этого вообще можно сойти с ума или вывернуться наизнанку.