Отель 'Империал' - выход из WINDOWS
Шрифт:
К разговору подключился подошедший Братченко:
– - Я все закончил. У соседей валюты -- ни цента. Там этот участковый приполз. Скрюченный. Я его посадил протокол переписывать. Нонна Богдановна, а женщину-то, похоже, сначала задушили, сам хозяин и задушил. В противном случае картина не выстраивается. Что же это получается: ее там душит колготками посторонний преступник, у которого для этого дела топорик под мышкой, а он, хозяин, в комнате в постельку готовится?
Серафимова подняла и опустила еще густые, на концах подрисованные брови. Покачала головой.
– - А вы думаете, Финк ее задушил и пошел ложиться спать?
Она на мгновение заглянула
– - Не убитая же закрыла краны.
Братченко хотел еще что-то возразить, но она велела ему не умничать, заниматься своим делом и немедленно вызвать мужа Похваловой, после чего произнесла следующую пояснительную речь:
– - Она явно случайно подвернулась. Похоже, преступник, раскроив череп Финка, пошел к сейфу, ну, к ящику этому (она записала в памяти: спросить фронтовичку, не рассказывала ли она кому-нибудь, где хранятся деньги), увидел дам-ские принадлежности и нашел девицу, из-за шума воды в биде не слышавшую ничегошеньки, в ванной. Задушил девицу и переждал приход-уход бабуси, потом забрал деньги, проследив за действиями соседки. Она же сама ему и показала, где хранятся деньги. Нужно учесть первый сигнал. Когда все это происходило, видимо, кто-то что-то видел или слышал и позвонил в милицию. Спрятавшийся убийца и не подозревал, что милиция уже едет. Правда, Авокадов очень медленно катился. Но, может быть, все было наоборот, убийца от Финка пошел сперва в ванную -- смыть кровь, убил ненужного свидетеля, в это время пришла соседка, он переждал, и дальше все так же -- забрал деньги, топорик и вещи.
Она подумала, что соседка наверняка смогла бы описать орудие.
– - Выходит, свидетельница в рубашке родилась, -- поразился Княжицкий.
– - Она и сейчас в рубашке, -- добавил Братченко, -- и в халате.
– - Коленька, -- обратилась Серафимова к Княжицкому, -- проверьте, нет ли на раковине капель крови пострадавшего? Отпечатки пальцев посторонние, должны же быть какие-нибудь следы. И займитесь же кто-нибудь этой несчастной!
Братченко ревниво покосился на Княжицкого и пошел выполнять указание Серафимовой: звонить мужу Похваловой и опрашивать соседей в надежде на то, что, может быть, для кого-то "наблюдение в глазок" представляет боvльшую художественную ценность, чем мексиканские сериалы. Вернувшись через полчаса, он разочарованно сообщил, что бабульки в этом государстве окончательно переродились, мутировали, так сказать, в телевизионных монстров и маньяков, а одна с первого этажа и вовсе приняла его, Братченко, за материализовавшегося Мейсона Кепвела. Спасибо, что не за Дон Гуана.
Это не потрясло расслаблявшуюся на сериалах Серафиму -- именно так за глаза называли ее все, кому приходилось затрагивать в разговоре что-либо, касающееся старшего следователя прокуратуры, полковника юстиции Нонны Богдановны Серафимовой.
Вся ее дальняя родня, переехавшая в Москву из Карабахской автономной области (гораздо позже, чем она, получившая должность уже на втором курсе Московского юридического института еще в начале семидесятых), специализировалась на хирургии. Ее троюродный брат Вазген достиг наивысшего признания и был гением кардиологии, его жена была врачом-терапевтом в "кремлевке", и даже племянница училась в медицин-ском. Про Серафиму же коллеги говорили, что для нее очередное расследование -- как хирургическая операция, без права на ошибку. Ошибки, конечно, случались. Но, к удовлетворению Серафимовой, последствия этих двух-трех промахов отразились только на ней. Два ранения и осколочный порез на левой руке, повыше локтя.
Коля Княжицкий был франт. Они часто, если не всегда, сталкивались с Серафимовой на месте преступления. И, хотя "обстановочка" была сама по себе "волнительная", Княжицкий начинал вибрировать еще и от присутствия этой невероятной дамы. Когда он видел ее в толпе оперативников, криминалистов -вот как сегодня, в дальнем углу квартиры или на лоне природы, где обнаружен труп, -- то весь преображался и ощущал, словно за его спиной вырастали крылья.
Ее взгляд, какой-то особенный, лишь ему одному предназначенный, выделяющий его из толпы, ее суховатый голос с нотками сарказма, ее ум -- все это, чувствовал он, предназначено для него. Он был втайне влюблен в нее, но пока еще считал свою влюбленность лишь идолопоклонством.
Быстро закончив с Финком, Княжицкий передал его санитарам. Перешел в ванную, поближе к Серафиме, составлявшей на кухне план места преступления, занялся мертвой женщиной. Признаки насильственной смерти требовали длительного описания. Труп был гораздо холоднее трупа мужчины. Но скороспелых заключений Княжицкий никогда не делал. Серафимова и не требовала этого. У всех своя работа и свои приемы, Княжицкий -- человек опытный, доверие ему -- абсолютное. На шее жертвы видна странгуляционная борозда шириной 0,6 -- 0,7 миллиметра. На теле кровоподтеки, которые дознаватели сразу не обнаружили. Ссадины и ушибы. Переломов и трещин кости, на первый взгляд, нет.
В квартиру вошел мужчина лет сорока пяти, высокого роста, крупного телосложения, похожий на выбившегося в люди рэкетира. На нем было дорогое фланелевое пальто синего цвета, небрежно перехваченное поясом, начищенные до блеска ботинки. Тряхнув светло-русым коротким чубом, он засунул руки в карманы.
Братченко и Устинов, встречавшие его, провели его в ванную. Там все в той же позе, но уже прикрытая белым махровым халатом, еще находилась его убитая жена.
– - Узнаете, Виктор Степанович?
– - немилосердно спросила из-за его спины подошедшая с сигаретой в зубах Серафимова.
– - Ваш труп?
Мужчина, обернувшись, молча пожал руку следователю, потом подошел к убитой, протянул лапищу к ее белокурым волосам, отогнул ее голову назад и небрежно отбросил обратно.
Серафимовой стало стыдно за ту разновидность людей, к которой, по всем внешним данным, относилась и она, -- за женщин.
Закусив губу, Виктор Степанович набрал номер мобильного. Когда ему ответили, он тоном, требующим беспрекословного подчинения, стараясь не сбиваться на блатной жаргон, на котором в последние годы стало модно изъясняться и в высших эшелонах власти, и в творческих организациях, проговорил:
– - Я в районе Солянки. Потом перезвонишь, узнаешь, как доехать. Берешь ребят, приезжаешь и упаковываешь эту сучку... Да, ее. Потом действуешь, как сочтешь нужным... Мне все равно... Так, я сказал. Больше меня по этому вопросу не беспокоить. Да, тут оперативники. Согласуй с ними все вопросы. Деньги оставляю у них.
– - Труп вашей супруги мы отправим в морг на экспертизу...
– - начала Серафимова, но Похвалов перебил ее, рявкнул: мол, ему это неинтересно.
– - Вы понимаете, что ведете себя неразумно?
– - спросила Серафимова.
– Ваше ожесточение наводит...