Отель «Ирис»
Шрифт:
Мое сердце было охвачено не болью, а раздававшимся звуком. Он был чистым и высоким, напоминавшим звучание струнных инструментов. Кнут всегда достигал какого-нибудь участка моего тела, заставляя дрожать все скрытые внутри органы и кости. Я и представить даже не могла, что мое тело может издавать такие чудесные звуки. Мне казалось, что это журчит источник, скрытый где-то в самых его глубинах.
Мышь отчаянно билась, но чем больше она дергалась, тем сильнее мышеловка зажимала ее хвост. Маленькая спинка была совершенно измочаленной. Глаза у мышонка были влажные и совершенно черные.
Глава тринадцатая
Когда я вышла из кладовки, cнаружи бyшевала настоящая гроза. Дождь стучал по оконным стеклам, ветер кружил, море разбушевалось, и волны докатывались до самой бухточки. Все вокруг потемнело. В этом мраке были видны только брызги, разлетающиеся от ударов волн оскалу. Шум моря и вой ветра слились воедино и с грохотом разносились по острову. Переводчик зажег в комнате свет.
Мертвая мышь плавала в ведре с водой. Спинка у нее была изогнута, передние лапки безвольно свисали, а рот был приоткрыт. Она не долго мучилась. Когда переводчик взял ее за хвост и погрузил в воду, она вначале еще пыталась дергать лапками, но скоро затихла. Словно обдумывая какой-то важный вопpoc, даже погруженная в воду она раскрыла глаза. И когда переводчик выпустил ее из руки, она тотчас всплыла на поверхность воды.
Из-под моей брошенной на пол юбки что-то торчало. Мужчина взял этот предмет в руку и долго его рассматривал. Я растирала наконец обретшие свободу запястья. Следов кнута почти не было видно. Только кожу немного жгло. Однако стоило мне закрыть глаза, как в памяти всплывал кнут, движущийся по кривой.
– Ты встречалась с этим юношей? – спросил переводчик.
– Что? – переспросила я.
– Ты встречалась с этим юношей? – тем же тоном повторил он.
Я поняла, что он имеет в виду своего племянника. Переводчик держал в руках листочки из блокнота, те самые.
– Да, встречалась, – ответила я, не сводя глаз с листочков, смявшихся из-за того, что они долго находились у меня в кармане.
– Когда?
– Накануне его отъезда.
– Он ничего мне про это не сказал.
– Это вышло случайно. Я вдруг увидела, как он рисует картину, сидя на скале напротив автобусной остановки.
– Я об этом не знал. Не знал, что вы встречались тайком от меня.
– Это было совсем недолго.
– И все же он оставил тебе эти листочки…
Переводчик задумчиво нахмурил лоб и заскрежетал зубами. Он обдумывал, как ему лучше разрешить создавшуюся ситуацию. Один листок, потом второй выскользнули из его руки. Я заметила хорошо знакомый почерк племянника, но не могла в точности вспомнить, что же там написано.
– Несомненно, он посчитал, что нет нужды все подробно рассказывать. Мы только немного поболтали. Он рисовал, а я ждала автобус. Вот и все.
– Но ведь речь идет здесь о моей покойной жене. И он во всех подробностях описал, как она погибла.
– Это я его об этом попросила.
– Почему ты мне ничего об этом не сказала?
– Для этого не было никаких причин.
– Имелась одна-единственная причина не говорить мне об этом. Чтобы держать меня в неведении.
– Он уехал. Его здесь больше нет. Следовательно, это больше не имеет никакого значения.
– Не обманывай меня!
В который раз я слышала такой тон в голосе этого мужчины? Я начала отсчитывать с того момента, когда впервые встретила его в «Ирисе». Я задумалась. Каждый раз мое тело каменело, и я не могла пошевелиться. Еще более сильный порыв ветра обрушился на остров. Раздался звук чего-то с хрустом ломающегося: сосна на утесе или перила на террасе?
– Я умею разбирать его почерк. Мы столько времени провели вместе, общаясь при помощи листочков. Это то же самое, что и с голосом. Я сразу мог определить, в каком настроении и каким тоном он говорит.
Дождь начал крутиться в завихрениях ветра. Море стало таким черным, что как ни напрягай зрение, различить город было невозможно. Все листочки выпали из руки мужчины.
– Я изменила вам, – сказала я вдруг таким спокойным голосом, что и сам удивилась. Хотя я сказала правду, у меня было такое ощущение, что я солгала. Переводчик внимательно прислушивался к моему голосу, оставаясь совершенно неподвижным.
Раздался гудок парохода. Сирена звучала довольно долго.
– Катер остается здесь. Он не будет сегодня возвращаться, – сказал он.
Весь вечер мы занимались любовью способами, известными только нам. У меня не было никакой возможности вернуться в «Ирис». Больше катеров не будет, телефона нет, никаких друзей, которые могли бы прийти на помощь. Мы остались совершенно одни.
Как ни странно, я не вспоминала о матери. Я даже не думала о том, что ей завтра скажу. У меня было такое ощущение, что завтра никогда не наступит. Я думала о том, что, сколько ни жди, буря не прекратится и мы вдвоем окажемся навеки заточенными на острове. Такие романтические мысли еще больше встревожили меня. Переводчик придумал для меня наказание. Удивительное наказание, которое никому другому и в голову не пришло бы. Он затащил меня в ванную и обрезал мне волосы.
В ванной оказалось очень холодно. Крутился вентилятор. Хотя ванная комната была очень тесной, потолок был ужасно высоким. Любой звук эхом отдавался над нашими головами. В некоторых местах кафель обвалился. Изнутри ванна была вся в царапинах.
– Что ты наделала?
Переводчик держал в руках те самые ножницы, которыми он перед этим разрезал мою ночную рубашку. Как и тогда, он несколько раз щелкнул ими в воздухе, издавая резкие звуки. Мои барабанные перепонки еще долго дрожали от этого звука.
Я и сама знала, каким образом лучше всего ее разрезать. Как только лезвие ножниц коснулось подола рубашки, она моментально разошлась пополам. Безо всякого сопротивления. И переводчик с легкостью раздел меня, не прибегая к силе.
– Как ты посмела соблазнить дорогого моему сердцу мальчика?…
Он схватил меня за шиньон. Волосы до этого еще кое-как сохраняли форму, а сейчас они в мгновение ока рассыпались и закрыли мне лицо.
– Я заставлю тебя это понять. Подожди немного. Сейчас увидишь.