Отель "Руби"
Шрифт:
— Я хочу сказать, — продолжает папа, словно я его слушаю, — что я не всегда был вам хорошим отцом и очень об этом сожалею. Я стану лучше.
Я совершенно поражена его поведением; даже не могу честно высказаться о своих чувствах на эту тему. Он должен нам куда больше, чем просто извинение. Но пока я выдавливаю из себя улыбку.
— Всё нормально, пап, — говорю я ему, — я тоже не облегчала тебе жизни.
Похоже, он удовлетворён нашими обоюдными извинениями, но в действительности же мне хочется сказать: «Ты оставил нас. И теперь, когда
Дрожащей рукой я поднимаю стакан с водой и делаю глоток. Молчание между мной и отцом грозит перерасти в неловкое, и мне нужно что-то сказать.
— Как прошла вечеринка в бальном зале? — спрашиваю я. — Кажется, люди только и говорят об этом.
Папин стул скрипит, когда он откидывается на спинку, его глаза сияют.
— Вечеринка была великолепной, — тихо говорит он. — Что-то изменилось, Одри. Впервые я понял, что у нас всё будет хорошо. Мы трое, все вместе. Вот увидишь. — Он умолкает, по его лицу пробегает тень грусти. Я не могу понять, с чем это связано, хотя и раньше уже видела это выражение его лица. — Надеюсь, что ты увидишь.
Моё сердце начинает глухо биться в груди, накатывает тошнота от мысли, которую я не могу ухватить. Конечно, хорошо, что отец настроен так оптимистично, но мне не верится, что к закату солнца мы снова станем счастливой семьёй. Я слишком осмотрительна, чтобы так думать. Глотнув воды, жду, когда пройдёт тошнота. Когда она проходит, я снова говорю, но перевожу нашу беседу на более лёгкие темы, пытаясь избавиться от ощущения дискомфорта, которое проникло мне под кожу.
— Что это на тебе надето? — спрашиваю я. — Не думала, что ты взял с собой свои костюмы от Армани.
Он усмехается, и это тёплый смех.
— Забыл их взять, — отшучивается папа. — Мои рубашки-поло не отвечают требованиям, так что мне прислали костюм. И это. — Он открывает лацкан пиджака. — Они, в сущности, подарили мне новый гардероб.
— Как мило, — говорю я. — Может, скажешь им, что я тоже бы не отказалась от парочки платьев.
— Обязательно. — А потом отец признаётся: — На вечеринке я встретил последнюю пассию твоего брата. Кэти… — Он делает большие глаза.
— Психопатка? — подсказываю я, повторяя слово, сказанное Элиасом.
— Эксцентричная, я бы сказал. Социопатка, возможно. Хотя я могу и ошибаться. — Он поднимает руки и пожимает плечами, и я обнаруживаю, что улыбаюсь. Впервые со смерти мамы напряжение между нами исчезает. Оказывается, мы с папой можем подружиться на почве отвратительного вкуса моего братца в женщинах. Раз уж зашла речь о моём брате.
— Ты уже разговаривал сегодня с Дэниелом? — спрашиваю я.
— Не видел его с прошлой ночи. Он рано ушёл с вечеринки. Похоже, они с Кэти поссорились.
— Дэниел был на вечеринке? — усмехаюсь я. — Какого чёрта! Он же сказал мне, что не пойдёт.
— Следи за языком, — делает мне замечание папа, а потом поднимает палец, сигнализируя официанту, что мы готовы сделать заказ. Затем, наполовину занятый меню, продолжает: — Дэниел и не хотел идти. Догадываюсь, его туда затащили силой. Тем не менее, было приятно лицезреть его в костюме, а не в грязной толстовке. Многим леди это тоже весьма пришлось по душе.
— Это уже лишняя информация, — бормочу я и смотрю в меню. Но что-то настроение к еде у меня пропало. Дэниел сказал, что не пойдёт на вечеринку. Вот лжец! И почему это папа с Дэниелом получили приглашения, а я нет? Что за странности?
Подходит Уоррен, и папа заказывает клаб-сэндвич. Я заказываю блины. Поставив локти на стол и подперев ладонью подбородок, я смотрю на папу. Мне до сих пор не верится, что прошлым вечером он пошёл на вечеринку. Однако, возможно, именно общение послужило толчком к его изменению. Он хочет быть лучшим отцом; он кажется более уверенным в себе, почти не скорбящим. Кто знает, может и правда что-то изменилось. Может, он не повезёт нас к бабушке Нелл.
— А как прошёл твой вечер? — спрашивает папа. — Я не видел тебя в коридорах, а значит, ты, должно быть, нашла, чем себя развлечь.
— Я неважно себя чувствовала и легла пораньше. — Это… почти правда. Я просто опустила ту часть, в которой тусовалась на крыше и пила спиртное, потом тайно встретилась со странным парнем и чуть было с ним не поцеловалась, а на рассвете столкнулась в лифте с психованной подружкой Дэниела. Папе незачем знать все подробности.
— Неважно себе чувствовала? — переспрашивает отец. — Но ты никогда не болела.
Я смотрю на него, чтобы понять, не шутит ли он, но серьёзное выражение лица говорит мне, что нет.
— Папа, я всегда чем-то болела. Мононуклеозом, пневмонией, ветрянкой.
Он поджимает губы и кажется смущённым.
— Прости. Эту часть родительского долга взяла на себя мама. — Какое-то время мы молчим, позволяя словам дойти до сознания. Потом он спрашивает: — Сейчас тебе лучше?
— Да. Наверное, просто потянула мышцу, но теперь моя рука не болит. Даже не знаю, что случилось. Должно быть, неудачно подвернула, когда спала в машине.
И именно в этот самый момент в ресторан входит Дэниел. Его поношенная футболка жутко мятая, словно скомканной валялась на самом дне его рюкзака. Волосы торчат в разные стороны, губы бледные. У него явно похмелье. Брат падает на стул, морщится и прикасается к виску.
— Вот дерьмо, — бормочет он.
— Дэниел, — предостерегает папа. Но его лицо посветлело, так что, думаю, он по-настоящему счастлив, что мы собрались позавтракать все вместе. Когда-то я мечтала о мгновениях, подобных этому.
— Кофе, чёрный, — произносит Дэниел, когда подходит официант. Он продолжает стонать до тех пор, пока не поднимает голову и не обнаруживает с удивлением, что мы наблюдаем за ним.
— Простите, — говорит он. — Понятия не имею, как это произошло.
— Выпил слишком много спиртного? — подсказываю я.