Отель
Шрифт:
— Ну, а совесть и тому подобное? От этого ведь не уйдешь, — продолжал герцог.
— А почему бы и нет?.
— Потому что это невозможно. Немыслимо. Мы сейчас в худшем положении, чем прежде. А теперь еще… — Он умолк, задохнувшись.
— Мы не в худшем положении. Сейчас оно у нас лучше, чем раньше. Позвольте напомнить вам о назначении в Вашингтон.
— Неужели вы серьезно думаете, что у нас есть хоть малейший шанс попасть туда?
— Все шансы на свете.
Увлекаемые терьерами, они прошли по авеню Сент-Чарльз до более оживленной и залитой
— Хотя мне это и противно, но я должна иметь точное представление о том, что было, — понизив голос, сказала герцогиня. — Прежде всего об этой женщине, с которой вы были на Ирландском канале. Вы туда ездили вместе, на нашей машине?
— Нет. Она приехала сама, на такси, — ответил герцог, залившись краской. — Встретились мы уже внутри. Я намеревался потом…
— Ваши намерения меня не интересуют. Значит, эта особа могла полагать, что и вы приехали туда на такси.
— Возможно. Я об этом как-то не задумывался.
— Когда я приехала туда — тоже на такси, что в случае необходимости может быть установлено, — то заметила «ягуар» не сразу: вы предусмотрительно поставили машину подальше от этого отвратительного заведения. Швейцар у дверей тоже не стоял.
— Я намеренно оставил машину в стороне. По-видимому, я решил, что тогда вы, может быть, ни о чем и не узнаете.
— Значит, свидетелей, видевших вас за рулем нашей машины в ночь на понедельник, не было.
— Да, но не забывайте о гостиничном гараже. Ведь кто-нибудь мог нас заметить, когда мы въезжали туда.
— Нет! Я помню, что вы только въехали в гараж и сразу вышли из машины, оставив ее у входа, как мы часто делаем. Мы никого не видели. И никто не видел нас.
— Ну, а когда машина выезжала?
— Вы-то ведь не выезжали. Во всяком случае, из гостиничного гаража. В понедельник утром машина была на открытой стоянке рядом с отелем.
— Совершенно верно, — сказал герцог. — Именно там я и сел в машину в понедельник вечером.
— Мы, конечно, скажем, — как бы размышляя вслух, продолжала герцогиня, — что поставили машину в гараж в понедельник утром. Записи об этом в книге, конечно, не найдут, но это еще ничего не доказывает. Словом, мы не видели машины с полудня понедельника.
Они продолжали идти. Герцог молчал. Потом он взял у жены сворку. Почувствовав новую руку, терьеры с еще большей энергией устремились вперед.
— Просто удивительно, как все складывается одно к одному, — через некоторое время заметил герцог.
— Удивляться тут нечему. Все ведь было продумано. И с самого начала развивалось по плану. А теперь…
— А теперь вместо меня вы хотите отправить в тюрьму другого.
— Нет!
— На это я не способен. Даже по отношению к нему, — покачав головой, сказал герцог.
— Ему ничего не будет, могу вас заверить.
— Почему вы так в этом уверены?
— Да потому, что полиции придется еще доказать, что именно Огилви сидел за рулем, когда
— Знаете, — с восхищением проговорил герцог, — временами вы меня просто потрясаете!
— Я всего лишь практична. А уж если быть практичной, то нельзя забывать еще кое о чем. Мы дали этому человеку, Огилви, десять тысяч долларов. Должны мы хоть что-то за это получить.
— А кстати, — сказал герцог, — где остальные пятнадцать тысяч?
— Деньги по-прежнему находятся в чемоданчике, который стоит у меня в спальне. Мы возьмем их с собой, когда будем уезжать отсюда. Мне уже ясно, что здесь возвращать их в банк нельзя: это может привлечь внимание.
— Вы действительно все предвидите.
— Этого не скажешь о записке. Когда я представила, что она у них в руках… Да это же надо головы не иметь, чтобы написать такое…
— Но не могли же вы все предусмотреть.
Дойдя до конца ярко освещенного участка Канал-стрит, они повернули назад и направились к центру города.
— Дьявольски умно придумано! — воскликнул герцог Кройдонский. Он ничего не пил после полудня, поэтому сейчас голос у него был не такой хриплый, как в последние дни. — Дьявольски умно, гениально. Но кто знает, может, все и сойдет.
— Эта женщина лжет, — сказал капитан Йоллес. — Но уличить ее будет крайне трудно, а может, нам и вообще это не удастся. — Он, не переставая, медленно расхаживал по кабинету Питера Макдермотта из угла в угол. Питер и оба полицейских пришли сюда после позорного отступления из президентских апартаментов. Йоллес все расхаживал и рассуждал вслух — двое других молчали.
— Муж может расколоться, — сказал второй детектив. — Если бы нам удалось потолковать с ним наедине.
— На это нет никакой надежды, — покачав головой, заметил Йоллес. — Во-первых, она слишком умна, чтобы дать нам такую возможность. А вовторых, учитывая, что это за персоны, действовать с ними надо очень осторожно — все равно как шагать по яичной скорлупе. — Он посмотрел на Питера. — Да-да, не удивляйтесь, одно дело полиции вести расследование по поводу бедняка и совсем другое — по поводу человека богатого и влиятельного.
Питер кивнул, хотя и весьма равнодушно. Он уже выполнил то, что требовал долг и совесть, а остальное — дело полиции. Однако любопытство побудило его все же спросить:
— А эта записка, которую герцогиня написала в гараж?..
— Будь она в наших руках, — сказал второй полицейский, — было бы за что зацепиться.
— Но разве не достаточно показаний ночного дежурного и Огилви, что такая записка существовала?
— Герцогиня стала бы утверждать, что это подделка, которую состряпал сам Огилви, — ответил Йоллес. И секунду помедлив, добавил: — Говорите, записка была написана на гербовой бумаге. Можно взглянуть, на какой?