Отель
Шрифт:
— Я так и думала, что вы об этом спросите. — И с прямолинейностью, и которой он уже начал привыкать, она добавила: — Вот только не знаю, нужно ли мне это делать.
Накануне вечером, рассудила Марша, она была потрясена, уязвлена, физически измотана. Теперь же, когда потрясение прошло, она подумала, что гордость ее пострадает меньше, если она будет молчать, а не возмущаться. К тому же, протрезвев, Лайл Дюмер и его дружки, вернее всего, не захотят хвастаться тем, что они пытались совершить накануне.
— Я, конечно, не могу заставить
— Один из них был моим другом. Так, по крайней мере, мне казалось.
— Друзья или не друзья, — продолжал гнуть свою линию Питер, — но подумайте, что они пытались совершить и наверняка совершили бы, не окажись поблизости Ройса. А когда они поняли, что попались, все четверо кинулись наутек, словно крысы с тонущего корабля, и бросили вас.
— Вчера вечером, — сказала Марша, пытаясь его прощупать, — по-моему, вы говорили, что знаете фамилии двух ребят.
— Номер был записан за Стэнли Диксоном. Фамилия второго — Дюмер. Они там были?
Она кивнула.
— Кто же был зачинщиком?
— Кажется… Диксон.
— Ну, так расскажите все по порядку.
Марша понимала, что она уже не властна сама решать, рассказывать или нет. У нее было такое чувство, будто чужая воля повелевала ею. Это было что-то новое, и, самое странное, ей это нравилось. Она покорно восстановила цепь событий, начиная с того момента, когда она покинула танцевальный зал, и кончая появлением Алоисиуса Ройса.
Лишь дважды Питер Макдермотт прерывал Маршу. Видела ли она женщин, которые находились в соседней комнате и о которых говорили Диксон и другие? — спросил он. И не заметила ли она кого-либо из служащих отеля? В ответ на оба вопроса Марша отрицательно почачала головой.
Под конец у нее появилось желание рассказать ему все. Дело в том, что ничего не случилось бы, сказала Марша, если бы вчера не был день ее рождения.
Питер удивился.
— Вчера у вас был день рождения?
— Да, мне исполнилось девятнадцать.
— И вы пришли одна?
Теперь, когда она столько уже ему открыла, не было смысла что-либо утаивать. И Марша рассказала о телефонном звонке из Рима и о том, как огорчил ее отец, заявив, что не сможет приехать.
— Вы не должны на меня сердиться, — выслушав ее, сказал Питер. — Просто теперь мне легче понять, что произошло.
— Больше это не повторится. Никогда.
— Я в этом уверен. — Он перешел на деловой тон. — А теперь я собираюсь воспользоваться кое-какими сведениями, которые вы мне сообщили.
— Каким образом? — с опаской спросила она.
— Я вызову всех четверых — Диксона, Дюмера и их дружков — сюда в отель для разговора.
— Они могут не прийти.
— Придут! — Питер уже решил, что надо сделать, чтобы они пришли.
Но Марша по-прежнему не была убеждена в правильности его решения.
— Но ведь тогда многие об этом узнают! — сказала она.
— Обещаю, что после нашего разговора вероятность сплетен будет меньшая, чем теперь.
— Хорошо, — согласилась Марша. — Спасибо за все, что вы для меня сделали. — Ей почему-то стало удивительно легко.
Ну вот, все оказалось намного легче, чем он предполагал, подумал Питер. Теперь, когда в руках у него была вся информация, ему не терпелось поскорее пустить ее в ход. Хотя, пожалуй, следовало бы еще какое-то время побыть с девушкой, чтобы она окончательно успокоилась.
— Мне хотелось бы кое-что объяснить вам, мисс Прейскотт, — сказал он.
— Меня зовут Марша.
— Хорошо. А меня — Питер. — Он решил, что тут можно обойтись без формальностей, хотя ответственным служащим в отелях рекомендовалось этого избегать — подобная фамильярность была допустима лишь с завсегдатаями, хорошо знакомыми тебе постояльцами.
— В отелях, Марша, происходит многое, на что мы закрываем глаза. Но когда случается нечто подобное, мы можем быть очень строги. В том числе и к нашим служащим, если выясняется, что они к тому причастны.
Питер знал: по поводу всего, что затрагивает репутацию отеля, Уоррен Трент будет так же крут, как и он сам. Поэтому, что бы Питер ни предпринял — при условии, что он может доказать свои обвинения, — это найдет решительную поддержку со стороны хозяина.
Разговор с Маршей, по мнению Питера, дал ему все нужные козыри.
Он встал и подошел к окну. Отсюда открывался вид на оживленную в эти утренние часы Канал-стрит. Все шесть рядов ее проезжей части были забиты машинами — одни двигались медленно, другие — быстро; по широким тротуарам текла толпа покупателей. Группы людей стояли в ожидании на обсаженном пальмами бульваре посреди улицы, куда, блестя алюминием, плавно подкатывали автобусы с кондиционерами. Национальная ассоциация борьбы за права цветного населения снова, как он заметил, пикетировала некоторые магазины. «Не заходите сюда. Здесь проводят политику дискриминации», — гласил один из плакатов, но были и другие. Люди с плакатами вышагивали по тротуару — поток прохожих обтекал их.
— Вы ведь новичок в Новом Орлеане, правда? — спросила Марша. Она подошла и встала рядом с ним у окна. Он ощущал исходившее от нее сладкое, нежное благоухание.
— В известной степени да. Со временем надеюсь узнать город лучше.
— А я хорошо знаю историю этих мест, — вдруг пылко заявила она. — Хотите, просвещу вас?
— Ну что ж… Я купил кое-какие книжки. Вот только времени не хватает.
— Книжки прочитаете потом. Сначала лучше все самому увидеть или услышать. Кроме того, мне бы хотелось сделать для вас что-то, чтобы показать, как я благодарна…