Отголоски иного мира
Шрифт:
Ветхозаветные пророки предрекали возвращение в рай — во времена, когда старики будут мирно наблюдать за играющими детьми, когда виноградники станут давать изобильные урожаи, а реки будут исполнены чистыми водами, когда плотоядные и травоядные заживут рядом, а между людьми воцарится мир. Одним словом, все будет совершенно иначе, чем происходит на земле пророков сейчас. Современные иудеи до сих пор приветствуют друг друга тем кратким словом, которым пророки описывали грядущее блаженство: «Шалом!» («Мир!»). Оно напоминает, сколь далеки мы еще от обретения рая…
Когда я ясным летним днем иду через цветущий колорадский
А когда в новостях в очередной раз рассказывают о человеческой жестокости и войнах или когда я сталкиваюсь лицом к лицу со своим собственным упрямым эгоизмом, я чувствую настороженность: что–то не так. Как сказал Льюис Смедз, «путь христианина всегда лежит между радостью о дарах творения и скорбью об искажениях, внесенных грехом».
Согласно Книге Бытия, в раю произошла катастрофа. Адам и Ева посягнули слишком на многое, вместо того чтобы следовать заповеди Божьей, стали сами устанавливать для себя правила. Они вкусили от древа познания добра и зла, и с тех пор зло вошло в повседневную жизнь человечества, а добро стало предметом нашего каждодневного стремления. Христиане верят, что грех (пожалуй, самая «естественная» из всех форм человеческого поведения) совершенно неестественен с Божьей точки зрения, что он — диаметральная противоположность замыслу Бога о нашей планете.
Я нашел в интернете сайт, на котором посетители оставляют анонимные записи о своих грехах. Только послушайте эти голоса печали и сожаления:
• Мне хочется врезать каждому из моих коллег. Избить и отнять их зарплаты, их должности. Если бы я мог отобрать доходы у своих конкурентов, я бы так и поступил. Если бы я мог ударить вас по лицу и, не глядявам в глаза, украсть ваш бумажник, я бы это сделал.
• Праздность: надо работать, а я занимаюсь вот этим.
• Когда моего отца упрятали в психушку после попытки самоубийства, я не стал его навещать: хотел поквитаться.
• Я учусь в колледже. Деньги уходят на наркотики, выпивку, развлечения, еду. Я плохой, я это знаю. Но остановиться так сложно…
• Я жалею, что не богат. Я бы хотел покупать вещи, которые мне не нужны. Когда есть деньги, их можно промотать.
• Хочу крутой ноутбук, крутой мобильник, «мерседес» и по две бутылки пива каждый день. И еще миллион баксов на счету. Вот и все, что мне надо.
• Я вру о том, чем занимаюсь. Хочу скрыть, что моя жизнь — бессмысленная череда неинтересных событий и неинтересных людей. Вообще вру, чтобы восполнить пустоту души… или скрыть то обстоятельство, что у меня ее нет.
Грех толкает на подмену реальности подделкой, устойчивого блага — преходящим удовольствием. Мы идем на поводу у наших желаний, а они оказываются хаотичными и неутолимыми. Томас Мертон однажды написал о собственной дисгармонии: «Чувство отверженности мучает меня изнутри как геморрой — всегда одна и та же рана, будь то ощущение греха или одиночества, или собственной неадекватности, или духовной опустошенности — все одно и то же, воспринимается как одна и та же боль».
Книга
Исследователи искусственного разума сомневаются, что возможно создать компьютер, обладающий такой же неугомонностью и любознательностью. Можно, конечно, сделать программу, исследующую новые проблемы и прокладывающую новые пути, но она будет это делать потому, что так пожелал человек, а не она сама. У компьютеров вообще нет желаний. Хант заключает: «Быть может, основная разница между искусственным и человеческим разумом как раз и состоит в том, что нам не все равно, чем мы занимаемся. Решаем ли новую задачу, открываем ли неизвестный факт, путешествуем ли по незнакомым местам, читаем ли новую книгу — нам от этого хорошо. Поэтому, собственно, мы и делаем все эти дела». Быть может, говорит Хант, причина посредственности музыка или стихов, сочиненных компьютером, и кроется именно в том, что от собственного творения он не испытывает ни положительных, ни отрицательных чувств. У людей все иначе.
Сложности, стоящие перед программистами, проливают свет на сотворение человека. Бог мог бы сделать человеческий мозг похожими на процессор компьютера, исключив всякую неугомонность. В конце концов, у животных одна цель: выживание — и никакой рефлексии, поисков чего–то большего и прочих душевных мук. И они вроде бы не жалуются. Но когда Бог создавал человека по Своему образу и подобию, он вложил в него любознательность, желание и беспокойство, прекрасно сознавая, что эти дары способны толкнуть человека на ложный путь.
Свобода — отражение образа Божьего и величайший дар человечеству. Но он может обратиться в проклятье, если мы, подобно Адаму и Еве, нарушим законы творения. Наполеон говорил: «Я не такой, как все люди. Законы смертных и обычай — не для меня». Кто из нас иногда не рассуждает подобным образом?
Не всем нравится, что Бог дал людям такую свободу. Почему Создатель не установил жесткие границы? Например, такую: если кто–то, подобно Адольфу Гитлеру, переходит определенную черту, он сразу гибнет? И вообще, почему было не создать существа, которые всегда выбирают добро, а не зло, и тогда мир смог бы сочетать в себе полную свободу и совершенную благость? [38]
38
Используя сложный язык символической логики, христианский философ Альвин Плантинга убедительно показывает, почему для Бога логически невозможно контролировать количество зла в мире, который также включает свободную волю. — Прим. автора.