Откат к "заводским настройкам"
Шрифт:
— Ну, ты че, совсем от жизни отстал, пока к экзаменам готовился? — покачал головой Алеха, с лица которого не сходила широкая улыбка. — «Парк Горького» приехал[5]!
— Серьезно? — не поверил я, но в этот момент над рекой полетели такие узнаваемые слова известной песни и её забойный мотив:
— Bang, say da da da da
Tell me yes and let's feed the fire
Bang bang, say da da da
Nothin' less, I wanna hear a yes
Bang, say da da da da
Tell me yes and let's feed the fire
Bang bang, say da da da
Tell me yes
— Бля,
— Слышь, Серж, не тупи — замерзнешь! — довольно хохотнул Патлас. Видимо добавка к предыдущей дозе благотворно на него подействовала, повысив активность, тогда, как я, наоборот, ощутил полную «расслабленность» и спокойствие. — Надо слегка обломиться, — произнес он.
— Чего сделать? — не понял я его предложения. — Обломиться?
— Ну, да! — Тряхнул густыми кудрями Кучерявый. — Раскумарило тебя не по-децки! Еще чуть — и в сон бросит, — пояснил он. — Надо срочно чего-нить захомячить!
За ни к чему не обязывающим трепом мы дошли до центральной улицы поселка, названную без особых затей — Советской, как и еще, наверное, в сотнях, а то и в тысячах подобных населенных пунктов.
— Бабки есть? — Патлас засунул руки в карманы и демонстративно вывернул их наизнанку, выудив пару монеток. — У меня голяк, — печально заявил он, оценив имеющуюся в наличии наличность, — пять и две — семь копеек. На «Беломор» и растворитель все спустил…
Я прошерстил свои карманы:
— У меня побогаче будет, — сообщил я приятелю, — почти рупь, без малого.
— Ага, живем! — обрадовался Алеха, направляясь к виднеющемуся по ходу нашего движения летнему киоску леспромхозовского ОРСа[6], который, в отличии от «материнского» предприятия, еще как-то сводил концы с концами. — Два стакана кваса, — засунувшись чуть не по пояс в окошко киоска, произнес он, — и два коржика…
— По восемь или с орехами, по двадцать две копейки, — буркнула дородная продавщица, изнывающая от жары в маленькой металлической будке.
— По восемь! — ответил ей Алеха. — Еще курева прикупим, — это он произнес уже мне, вынув голову из «амбразуры». — Сколько там осталось? — спросил он, забирая у меня недостающие двадцать пять копеек.
— Семьдесят три, — сообщил я, подбив остаток.
— На «Космос» в твердой пачке хватит! — обрадовался он. — А то достало меня это «Родопи» — какой-то кислый табак в него последнее время забивают! Хотелось бы «Бонд Стрита» посмолить, — вздохнул он, — но он, сука, аж полтора рубля стоит! Не тянем…
— Так мож, нашкуляем по поселку? — предложил я.
— Не-е-е, ща многие на голяках сидят, — с сомнением покачал головой Алеха, — народу зарплату задерживают — может ничего не обломиться.
— Тогда «Вегу» возьмем, или «Стюардессу», — предложил я. — «Космос», сука, сырой, да и бодылей в нем много.
— Ну да, — кивнул Патлас, соглашаясь на мое предложение, — возьмем «Вегу», она хоть ароматизированная… Уважаемая, — вновь заглядывая в окошко киоска, осведомился Алеха, — а где наш хавчик?
Тетка молча выставила на уличный
— Квас хоть не бодяженный? — скорчив недовольную физиономию, процедил Алеха, цепляя стаканы и перемещаясь за круглый металлический стол, расположенный рядом с киоском.
— Че сказал, щенок? — заорала из окошка тетка. — Да я тебе все ухи оборву!
— Спокойно, тетя! — ехидно ухмыльнулся Патлас, отхлебывая из стакана. — У-у-у! — Он закатил глаза от удовольствия. — Все претензии снимаются! Свежак, внатуре!
— То-то же! А то будет еще мне указывать, сопеля! — Тетка потеряла к нам интерес и вновь исчезла в душном сумраке ларька.
— Серый, чего, опять замерз? — окликнул меня Алеха. — Давай-давай, по жорику обломимся, тут в себя и придешь! — И он показал, «как надо», отхватив зубами чуть не половину коржа.
Я поспешил последовать его примеру и тоже вгрызся в песочную выпечку.
— Ну как? — Подмигнул мне Патлас, со смехом наблюдая, как набросился на еду.
Вкус — охренительный, да я ничего вкуснее в жизни не ел! А глоток кваса — так прямо и вовсе божественный нектар!
— А? А? — Продолжал снимать с меня коры Алеха. — Оценил?
— Офефил! — с набитым ртом, рассыпая по столу крошки, произнес я.
— Квасом запей, подавишься, блин! — захохотал Патлас, в пару глотков осушая стакан.
После приема пищи, меня действительно слегка отпустило, и я почувствовал себя боле менее нормально, а что самое главное — головная боль обратно не вернулась. Покрепившись и, как сообщил мне Патлас, обломившись слегка, мы почапали по направлению к центру поселка, где располагались дом культуры и стадион, откуда доносились громкие звуки музыки. На площади поселка, где был расположен стадион, мы остановились — вход в «храм поселкового спорта» был оцеплен усиленным нарядом милиции: шутка ли в нашем захолустье выступает такая популярная рок-группа! Говорят, что она даже за границей начала котироваться. Ну, вот не пойму я, хоть убейте, нахрена ей наш задрипанный Новокачалинск? Денег собрать? Может быть, но все равно верится с трудом — вон, сколько в нашей необъятной стране больших городов — не чета нашему маленькому поселку, в которых такую группу, как «Парк Горького» встретят с распростертыми объятиями. Хотя, судя по наполненности трибун и тусовке возле сцены, выстроенной прямо на футбольном поле, на концерт приперлось не менее половины жителей нашего пгт.
Мы десяток минут под звуки очередного хита попялились сквозь металлическую сетку забора на кусочек сцены, которую не закрывали трибуны. До нас доносились слова, усиленные мощными динамиками:
— Хэй! Хэй! Хэй! Хэй! Вставайте люди русские! Вставайте люди русские!
— Да, сука, и так стоим! — произнес Патлас. — Слушай, Серж, пойдем, присядем? — предложил он. — Копыта после вчерашнего болят, мочи нет! — Его, по всей видимости, начало раскумаривать по-новой, несмотря на перекус. Ну, да, это все же его «второй подход» за день. Да и вчерашние нихилые возлияния, хоть и придавленные Мариванной, все-таки давали о себе знать.