Откатчики. Роман о «крысах»
Шрифт:
«Частная марка» – это совершенно удивительная область новых откатных возможностей. Представляет она собой вот что: сеть магазинов хочет торговать товаром подешевле, но найти такой товар – дело нелегкое. Все поставщики и производители производят что-то, что они поставляют, и норовят всучить это во все магазины по более или менее одинаковой цене. Ушлые покупатели «тралят» магазины, а самые дотошные из них прекрасно знают, где можно купить «сочок» на семнадцать копеек «подешевше». Конкурировать за семнадцать копеек для магазина дело не особенно-то интересное, поэтому сеть просит какое-нибудь производство сделать им тот же самый «сочок», или «водичку», или водку, или мыло, да что угодно, но только в совершенно особенной упаковке и подешевле. Дешевизна в этом самом случае достигается лишь за счет того, что сеть (так уж и быть) не требует с производства никаких официальных откатов, и, видя в какой-нибудь
Герман, идущий по коридору, ничего не знал о палладистах, но был прекрасно осведомлен о тех исключительных перспективах, которые открывала перед ним работа в «Нулевочке». Кадровик, позвонивший ему, пригласил его для беседы и пообещал, что Герману будет где применить свой талант специалиста. Разумеется, скромный кадровик-трудяга, занимающийся днями напролет тем, что «лопатил» сотни чужих резюме и делал это вполне добросовестно, вкладывал в свои слова совершенно гуманный смысл возможной работы Германа на благо корпорации, в то время как Герман, не чаявший так скоро после своего увольнения попасть на столь престижное место, с трепетом ожидал долгожданного прикосновения «денежной иглы» к локтевой вене. Несколько недель, проведенные им дома, дались нелегко. Мысленно он понимал, что вполне может прекратить любые поиски работы и стать вполне обеспеченным российским безработным, живущим на неплохую ежемесячную ренту от вложенных денег, но мириться с таким положением вещей не собирался. Дружба с Калугиным воскрешению не подлежала: тот даже не позвонил ни разу, хотя, разумеется, узнал о выдворении Германа одним из первых. К слову сказать, никто из Гериной «шестерки» не повел себя недостойно, забыв о его существовании немедленно после того, как дверь «Ромашки» с грохотом захлопнулась за ним. Все эти люди позвонили в тот же день, пожелали скорейшего восстановления от полученной нервотрепки, выслушав рассказ Геры о возмутительно организованной «подставе», сочувственно пообещали не иметь с негодяем Чернушиным никаких «левых» дел. Однако проныра Чернушин, очутившись на Герином месте сам, начал обзванивать всех, кто «заносил» Герману до этого. Проведя нехитрый анализ платежей поставщикам, он с легкостью вычислил всех Гериных доноров и ничтоже сумняшеся принялся договариваться с ними о том, чтобы и к нему были бы применены прежние, чем ранее к Гере, условия. Точных цифр он знать не мог и действовал довольно глуповато, что называется «наобум».
Андрей Первый, который сразу же после катастрофы, случившейся с Герой, позвонил ему и предложил финансовое ежемесячное содержание в размере двух тысяч долларов, «чтобы чисто хватило на хлебушек с квасом», спустя неделю перезвонил вновь и как бы невзначай поведал Герману историю о том, сколь ненасытным у Чернушина оказался аппетит:
– Представляешь, Гера, этот твой бывший ассистент, который теперь сидит на твоем месте, довольно наглый поц!
– Ну, то, что он наглый, это ты Америку не открыл. Но он к своей наглости еще и крайне туповат и не в меру жаден. Что он у тебя просил?
– Мне срочно надо ввести пару новых позиций вина, а этот молодой да ранний запросил с меня за это вдвое больше против того, что я обычно платил тебе за то же самое! Вот скотина! Даже и не знаю, что мне теперь делать. Вино обязательно должно стоять в «Ромашке» – федеральный проект!
Гере внезапно пришла в голову мысль, на которой он моментально выстроил план отмщения Чернушину за все его веселые проделки. От возможной близости воздаяния за свою подставу он даже вспотел, причем весь, словно находился в сауне и кто-то «поддал» из медного ковшика, плеснув воды на «каменку». Он решил использовать информацию Андрея в качестве могилы для карьеры Миши Чернушина в «Ромашке». Стараясь не подать виду, он с деланым безразличием спросил:
– А какое именно вино?
Андрей Первый назвал две марки
– Андрей, вина редкие, мало кому известные, придется заплатить этому упырю столько, сколько он просит.
– Да? Ну что ж… Я и сам понимаю, что выхода у меня особенно нет. Хотел вот от тебя получить какой-нибудь совет, как бы мне ничего не платить, но уж если ты так говоришь, то придется, видимо, раскошелиться.
– А как скоро, он тебе обещал, это вино появится?
– На следующий день после «заноса» денег.
– И когда думаешь заносить?
– Завтра и занесу, что тянуть-то?
– Ну, давай. Удачи. Как занесешь, позвони, ладно?
– А зачем это тебе?
– Просто интересно, выполнит этот гад свои обещания в срок или затянет. Если затянет, тогда придумаем вместе выход из ситуации.
Андрей Первый, не чующий подвоха, повеселел:
– Договорились, Гера. Перезвоню обязательно!
Немедленно после разговора Герман сел за компьютер, открыл почтовую программу и написал «подметное» письмо на адрес генерального директора «Ромашки».
«Уважаемый господин Хусейн,
– пальцы Геры отплясывали на клавиатуре пляску святого Витта, –
разрешите мне, как честному и порядочному сотруднику, несправедливо уволенному из вашей организации, доказать свою глубокую лояльность и преданность компании, сообщив Вам информацию следующего содержания: мой бывший ассистент Михаил Чернушин, ныне занявший мое место, является взяточником. Доказательством того служит факт его вступления в преступный сговор с компанией «Золото Рейна». Суть этого готовящегося преступления состоит в том, что Чернушин, пользуясь доверием своего непосредственного руководства, сегодня получит от представителя вышеуказанной мною компании сумму в размере двенадцати тысяч долларов США, и за эти деньги он в обход всех стандартных процедур введет в ассортимент магазинов две позиции вин, название которых я привожу.
– Гера написал названия. –
Доказательством моей правоты будет появление этих вин в компьютерной системе не позднее завтрашнего дня, а также и высокая вероятность того, что в кармане пиджака Михаила вы сможете обнаружить те самые деньги.
Искренне ваш, Герман Кленовский».
После написания этого классического по своей форме и омерзительного по содержанию доноса Герман поместил его в папку «Черновики» и принялся ждать завтрашнего дня. Ждать пришлось около суток. Андрей позвонил в обеденное время и сказал, что деньги Чернушину он передал. Герман, все еще продолжая разговаривать с ним и переведя беседу на какую-то другую тему, открыл папку «Черновики», нашел свое вчерашнее письмо, еще раз внимательно перечел его и нажал кнопку «Доставить». При нажатии на кнопку он издал звук, весьма похожий на пение летящей к земле тяжелой авиабомбы.
Взрыв этой авиабомбы произошел спустя несколько минут в кабинете этого самого Хусейна. Прочитав письмо Геры, он ни на минуту не усомнился в том, что все написанное в нем чистая правда. Воистину, когда руководишь такой армией откатчиков, то отвыкнешь верить в людскую честность раз и навсегда. Недолюбливая Мурду, которого он подозревал в намерении занять директорское кресло, Хусейн решил придать этой истории вид свидетельства серьезнейшего служебного промаха Мурды и задать его карьере обратное ускорение.
Не желая создавать излишнего шума, он вызвал свою секретаршу, являвшуюся по совместительству дежурной офисной «настольно-подстольной» женой, и попросил ее проверить факт наличия в компьютерной системе тех самых двух новых позиций вина. Секретарша, проникнувшись всем пафосом поручения и отчего-то испытывая нечеловеческую гордость, тем не менее быстренько обнаружила в системе искомое – те самые вина, которые весьма довольный Чернушин вколотил в компьютер около часа назад и очень удивился, когда на его столе зазвонил телефон и его попросили зайти в кабинет генерального директора. Не подозревая подвоха и не чувствуя не малейшей опасности, широко улыбающийся Миша с гордо поднятой головой проследовал в кабинет походкой конкистадора. Там его немедленно, что называется, «поставили раком» и разом выбили из него всю преждевременную радость от обретения столь желанного им статуса закупщика. Хусейн не стал особенно церемониться и в самом начале беседы предложил ему снять пиджак. Чернушин в каком-то полузабытьи стал снимать пиджак и отчего-то не так, как обычно, а через голову. Конверт, который действительно лежал во внутреннем кармане пиджака, согласно закону подлости, выскользнул и шлепнулся на глянцевый паркет директорского кабинета. Чернушин густо покраснел и хотел было подобрать конверт, но Хусейн, свирепо вращая своими большими, навыкате глазами и свирепо топорща усы-черточки а-ля Сальвадор Дали, прокричал: