Откровения

Боуден Оливер

Эцио снова вспомнил старый манускрипт. Именно он, больше чем всё остальное, сподвиг его отправиться на восток, в Масиаф.

Без особой причины Эцио вспомнил молодого человека в белом. Казалось, стоило ассассину увидеть его, как битва вокруг стихла. Он появился и исчез так загадочно, словно видение, но, без сомнения, он был настоящим и, без сомнения, пытался что-то ему сказать.

ГЛАВА 3

Подготовка к путешествию заняла у Эцио остаток года и часть следующего. Он съездил на север, во Флоренцию, и поговорил с Макиавелли, хоть и не сказал

ему всего, что знал. В Остии он заехал к Бартоломео д’Альвиано, который заметно пополнел от хорошей еды и вина, но оставался таким же свирепым, как раньше, не смотря на то, что теперь он был семейным человеком. У них с Пантасилеей родилось три сына, а месяц назад появилась и дочь. И что он же сказал?

— Время не стоит на месте, Эцио! Никто из нас не становится моложе.

Эцио улыбнулся. Барто повезло куда больше, чем он сам подозревал.

Эцио сожалел, что времени на то, чтобы съездить дальше на север, в Милан, уже не оставалось. Но он держал оружие в хорошем состоянии — и клинки, и пистолет, и защитную пластину, — и времени, чтобы соблазнить Леонардо возможностью сделать их еще лучше, не было. Да и сам Леонардо сказал годом ранее, во время последнего осмотра оружия Эцио, что сейчас оно идеально.

Это ещё предстояло проверить на деле.

Во Флоренции Макиавелли поделился с ним новостями. В этот город Эцио по-прежнему вступал с грустью — терзали воспоминания о погибшей семье и лишении наследства. О его последней любви — первой и, если задуматься, единственной настоящей любви всей его жизни — Кристине Веспуччи. Двенадцать лет. Неужели она так давно умерла от рук фанатиков Савонаролы? И вот теперь очередная смерть. Макиавелли нерешительно рассказал, что вероломная Катерина Сфорца, разрушившая жизнь Эцио так же, как Кристина осветила её, умерла. Бесполезной старухой сорока шести лет, забытой и бедной, давно утратившей как жизненные силы, так и уверенность.

За всю свою жизнь Эцио не раз думал, что лучшая компания, на которую он вообще может рассчитывать, — это он сам.

Но у него не было времени, чтобы горевать или размышлять о собственной несостоявшейся жизни. Время летело быстро, наступило Рождество, и ещё многое предстояло сделать.

Наконец, в начале нового года в день святого Илария [6] Эцио был готов. Был назначен день отъезда из Рима, и в сопровождении Бартоломео Эцио собирался отправиться через Неаполь в южный порт Бари.

6

Епископ Аквилейский, священномученик (убит ок. 284 года). День памяти – 16 марта. Святой Иларий, его диакон Татиан, миряне Феликс, Ларг (Largus) и Денис были обезглавлены во времена императора Нумериана.

А в Бари он возьмет корабль.

ГЛАВА 4

— Бог с тобой, брат, — сказала Эцио Клаудия в его последнее утро в Риме.

Они встали ещё затемно, а на рассвете Эцио собирался уезжать.

— Позаботься обо всем, пока меня не будет.

— Ты во мне сомневаешься?

— Нисколько. Ты меня так и не простила за тот случай?

Клаудия улыбнулась.

— В Африке есть огромный зверь, которого называют «слон». Говорят, они никогда ничего не забывают. Так же и женщины. Не волнуйся, Эцио. Я за всем присмотрю до твоего возвращения.

— Или до назначения нового Наставника.

Клаудия оставила эту реплику без ответа. На лице у неё появилось беспокойство.

— Эта миссия… Почему ты едешь один? Почему так мало рассказал, зачем и куда едешь?

— В одиночку я буду передвигаться быстрее, — ответил Эцио. — Я оставил тебе бумаги отца. Распечатай их, если я не вернусь. Я уже рассказал тебе всё, что нужно знать о Масиафе.

— Джованни был и моим отцом.

— Но он возложил эту ответственность на меня.

— Ты сам возложил её на себя, брат.

— Я Наставник, — скромно ответил он. — Это моя ответственность.

Клаудия посмотрела на брата.

— Тогда безопасной тебе дороги. Не забывай писать мне.

— Не забуду. И не беспокойся за меня: пока я буду в Италии, между Римом и Бари, Барто будет сопровождать меня всю дорогу.

Но Клаудия по-прежнему выглядела встревоженной. Эцио тронуло то, что в сердце сильной и упрямой женщины, в которую превратилась его сестра, всё ещё остается любовь к нему. Его путь лежал через южные территории Италии, контролируемые Арагоной, но король Фердинанд помнил о своем долге перед Эцио.

— Тебе не следует волноваться, — сказал он, будто прочитав её мысли, — со мной ничего не случится, пока я не сяду на корабль. А потом… Мой путь лежит так далеко на север, что я могу не волноваться о пиратах. А после Корфу мы обогнем греческий полуостров.

— Я больше беспокоюсь о благополучном завершении дела, которым ты намереваешься заняться. Не то что бы я не беспокоилась о тебе…

— Правда? Спасибо.

Она улыбнулась.

— Ты знаешь, о чем я. После всего того, что ты мне рассказал — а видит святая Вероника, ты сказал мне лишь малую часть — для нас будет важно, чтобы всё закончилось хорошо.

— Поэтому я и уезжаю. Пока тамплиеры снова не набрали силу.

— Чтобы перехватить инициативу?

— Что-то вроде.

Клаудия обхватила ладонями лицо брата. Он видел её в последний раз. В свои сорок девять она всё ещё оставалась поразительно красивой, темные волосы не потеряли своего цвета, а сама она — своего вспыльчивого характера. Иногда он жалел, что после смерти мужа она не нашла себе другого мужчину. Но она всем сердцем была предана детям и работе и не делала секрета из того, что ей нравится жить в Риме, который под управлением Папы Юлия снова стал многонациональным городом и настоящей Меккой для верующих, артистов и художников.

Они обнялись, и Эцио вскочил в седло, встав во главе небольшой кавалькады. Его сопровождали пятнадцать всадников под командованием Барто, который уже сидел верхом. Его могучий конь нетерпеливо бил копытом, желая отправиться в путь. Так же с ними ехала повозка с продовольствием. Всё, что нужно было самому Эцио, умещалось в две кожаные сумки. «Добуду необходимое по пути», — пояснил он Клаудии.

— Это ты умеешь, — криво усмехнувшись, ответила сестра.

Усевшись в седло, Эцио поднял руку и развернул коня. А потом бок о бок с Барто поехал вниз вдоль восточного берега реки, прочь от штаб-квартиры ассассинов на острове Тиберина, к городским воротам, а оттуда — по дороге на юг.