Откровенные рассказы полковника Платова о знакомых и даже родственниках
Шрифт:
— Тигр идет!
— Скорей лезьте под стол, — шепнул сосед слева.
— Под стол?! — вспыхнул я было от обиды.
Но, к удивлению моему, второй сосед мой, адъютант Левченко, без малейшего смущения, звякнул шпорами, легко юркнул под скатерть. Более того, сам полковник, улыбкой раздувая усы, подтягивал брюки, явственно собираясь последовать его примеру. И на той стороне сидевшие один за другим пропадали под столом. Полез и я. Через минуту все шестнадцать были в сборе, на корточках, прикрываясь свисавшими полотнищами скатерти.
Дверь хлопнула. Нагнувшись, я увидел приближавшиеся ноги в высоких сапогах. И затем — голос Петруши:
— Раз!
Он сделал шаг вдоль стола, лихо сомкнув каблуки.
— Два!
Еще шаг.
— Три!
Мы сидели не шевелясь. Ноги обошли стол. До нас долетало:
— Десять… Одиннадцать…
И довольное покряхтывание.
— Последняя!
Без всякой вежливости, боднув соседа головой, Левченко устремился из-под скатерти. Я за ним. У пустого стола сидел, несколько разрумянившись, Петруша и с аппетитом закусывал. Все шестнадцать рюмок были пусты.
Левченко быстро сел на ближайший стул.
— Скорее занимайте место!
Я поторопился сесть. Вовремя! Потому что со всех сторон, спеша и толкаясь, подымались из-под стола фигуры. Кто запоздает — останется без места.
Без места остался Фетисов, намеренно задержавшийся под столом. При общем смехе его отправили в соседнюю комнату — «тигром». Онипчук с солдатом, отложив винтовки, внесли одну за другой три четвертных. Поставили у окна.
— Заряжай.
Старательно поддерживая бутыль, солдаты вновь наполнили рюмки.
И, едва налив, Фетисов не совсем уверенным голосом крикнул:
— Тигр идет!
И все снова поскидывались со стульев. Надо отдать справедливость Петруше: несмотря на шестнадцать рюмок, он соскочил на пол с чрезвычайной, совершенно балетной легкостью.
На Фетисова надежды у нас были плохи: управится ли он с шестнадцатью рюмками? Он и сам в себе, видимо, не был уверен. По крайней мере, его ноги в обтянутых брючках со штрипками подрагивали, когда он подходил к столу.
— Раз!
Ноги стали отмеривать рюмки вокруг стола:
— Четыре… пять… шесть…
После восьмой быстрота хода заметно изменилась. После двенадцатой «тигр» потоптался на месте и спросил неожиданно тоненьким голосом:
— А закусывать можно?
На что капитан ответил басом из-под стола под хохот Петруши:
— Ничего подобного! Только после шестнадцатой.
— Последняя.
Мы ринулись. Басов выскочил из-под стола в одном сапоге: Петруша держал его за ногу, дабы подвести под «тигра». В завязавшейся борьбе поручик оказался в ремизе: возясь с Басовым, он потерял время и вылез последним — без места.
— Успокоишься преждевременно, Мелхиседек, — просипел щетинистый капитан.
— Почему Мел-хис-ти-сек? — старательно выговаривая слоги, спрашивал Фетисов.
Он, видимо, осоловел, но бодрился.
— Потому что ругается — длиннее не придумаешь. Ну и мастер! Как начнет — прямо на три версты расстояния. Артиллерию перестреляет.
И, в пример, капитан начал развертывать перед нами такое сложнейшее и действительно бесконечное ругательство, что окончить, пока наливали рюмки, ему не удалось.
Мелхиседек рявкнул из соседней комнаты не своим голосом:
— Тигр идет!
И мы, уже окончательно войдя в игру, нырнули под стол, сталкиваясь плечами и головами…
Время шло. «Тигры» менялись. Иные прошли уже по три круга, другие по два. На спусках и подъемах все чаще случались столкновения и даже прямые катастрофы. Под столом было удушливо жарко от разомлевших тел и спиртного дыхания шестнадцати расслабелых ртов. Ноги сменявшихся «тигров» все медленнее и неувереннее огибали стол, иногда подозрительно долго застаиваясь на месте.
— Эй, ты! — кричал тогда из-под стола батальонный. — Поджиливаешь, закусываешь!
На что обвиняемый, лягнув ногой под стол, хрипел:
— Докажи. Где ве-вещественные доказательства?
В одном из туров я оказался рядом с Жоржем. За ним числилось уже 32 рюмки: для непьющего — порция. Глаза помутнели; он беспрестанно тер рукой лоб.
— Ну как дела, Жоржик?
Он посмотрел на меня слишком пристально, потом на себя — и вскрикнул:
— Голый!
— Кто голый?
— Я! По-зор!
И, встав, сделал попытку завернуться в скатерть. Я схватил его за руки. Он отбивался:
— Некультурно быть голым. Я — голый! З-заверни меня, пожалуйста, скорей!..
Не знаю, удалось бы мне доказать ему, что он ни в малой мере не голый, но из соседней комнаты грянуло:
— Тигр идет!
Мы опустились под стол и… там и остались.
Не одни. К этому моменту под столом покоилось уже не менее шести «мертвых» тел, оказавшихся неспособными по магическому слову «последняя» вылезти из-под скатерти. Некоторые спали, другие пробовали еще подняться. Жорж, попав на кучу тел, расстегнул внезапно разумным жестом воротник, положил голову на чей-то живот и сейчас же заснул. Я собирался было выбраться по сигналу, но ближайший ко мне, толстый, "тяжелого веса", офицер стиснул меня крепкими, как медвежьи лапы, руками:
— Не пущу. Сиди со мной. Мне страшно.
Я попытался высвободиться. Но он держал, как клещами:
— Не пущу!
— Бросьте эти глупости! Сейчас же!
— Ударь меня по морде, — примирительно сказал он, наклоняя голову, тогда пущу.
— Зачем я вас буду бить? — окончательно рассердился я.
— Не можешь бить, тогда сиди и не рыпайся, — резонно умозаключил толстяк, снова смыкая разжатые было руки. — Только смирно сиди. Тебе вредно волноваться. — И, икнув, прибавил: — Мне — тоже.