Открой глаза, Фемида!
Шрифт:
Человек лежал все так же неподвижно, впрочем, это был уже не человек, а тело. Высоков подошел, но не решился осмотреть его: и без того было все ясно. Он отвернулся, бросил взгляд в сторону машины, словно боялся, что девушка вылезет из нее и опять придет сюда. Он снова стал подниматься на невысокий пригорок, думая о том, что надо сейчас предпринять. Определенно надо звонить в полицию… позвонить, потом дождаться, когда приедет группа, и объяснить, что доставал из кобуры пистолет, спуск которого по нелепой случайности не стоял на предохранителе, и произошел самопроизвольный выстрел… Звучит нелепо, конечно, но поверят или сделают вид, что поверили… Зачем ему убивать незнакомого ему человека? Поверят, разумеется. Но все равно: это статья сто девятая. Максимального срока он не получит, даже ограничения
Он вернулся к автомобилю, увидел на водительском сиденье свой телефон и взял его, чтобы набрать 112. Посмотрел на Настю, которая глядела на него испуганными глазам.
– Что теперь со мной будет? – прошептала она.
– При чем тут ты? Пистолет мой, значит, я и стрелял.
– Тебя не посадят? – с надеждой спросила она. – Ведь ты – судья, у тебя неприкосновенность.
– Это суду решать.
– Не надо, – взмолилась она, – а вдруг посадят? А как я без тебя? Я буду тебя ждать, а как жить, зная, что я всему виной…
Он наклонился над водительским креслом, обнял девушку, привлек ее к себе. Прижал, успокаивая, потом опустил взгляд и увидел подставленные губы. Осторожно поцеловал Настю и шепнул:
– Не бойся, все будет хорошо.
Это был первый их поцелуй.
Мобильный аппарат по-прежнему был у него в руке. Владимир Васильевич смотрел на него, не решаясь набрать номер.
– Не надо, – тихо попросила Настя, – не надо никуда звонить. Того человека этим мы не вернем, а жизнь себе сломаем. Мою жизнь и твою… тебя будут считать убийцей… Хотя убийца – я. Как нам дальше жить с этим, когда на нас смотреть будут как на преступников…
Она не договорила, но ведь это то, о чем думал он сам… Но даже не это главное, главное, что она впервые сказала «мы». А ведь ничего между ними не было, кроме этого робкого поцелуя…
– Не бойся ничего, – повторил он.
Продолжая размышлять, начал складывать вещи обратно в машину… Если все получится, то их не найдут: пуля, пробив голову того мужчины, ушла в воду, а дно там вязкое, так что ее не найдут, а ведь только по пуле можно определить ствол… Возможно или даже наверняка сделают слепки отпечатков шин, но по протектору определят только производителя, в худшем случае марку автомобиля. Но таких «паджеро», как у него, в городе множество… Если найдется свидетель, который скажет, что видел на лесной дороге светлый внедорожник, то это не доказательство… А вот если у свидетеля установлен видеорегистратор, то это уже хуже… Это плохо, конечно, но доказать убийство все равно не удастся, потому что нет пули…
Высоков осторожно прикрыл дверь багажного отделения, оглядел небольшую полянку, увидел гильзу, подошел и поднял ее. Обошел автомобиль, наклоняясь к земле, чтобы удостовериться в том, что на хвойной подстилке нет отпечатков. Они были, но незначительные – до первого хорошего ливня.
Сел за руль, пристегнулся ремнем безопасности и посмотрел на девушку:
– Возвращаемся в город. Возможно, ты права: нам не нужны разбирательства.
Когда подъезжали к городу, их нагнал дождь. Сначала редкие крупные капли упали на стекло, а потом небо разверзлось. А после загромыхала первая в этом году майская гроза.
Он привез Настю в свою городскую квартиру, потому что она сказала, что не может сейчас оставаться одна. А он и не хотел, чтобы девушка оставалась одна – он желал только одного, чтобы она всегда была рядом. Настя отказалась от завтрака и от чашки чая… Временами ее начинало трясти, и тогда он достал бутылку коньяка и, налив полстакана, приказал выпить. Девушка не стала спорить. После коньяка она совсем ослабла, и он отвел ее в спальную комнату, положил поверх постели, укрыл пледом. Она не сопротивлялась, лежала тихо, как ребенок, который набегался за весь день и хочет поскорее уснуть. Он наклонился и коснулся губам ее щеки. А потом вышел.
Кроссовки он выбросил в мусорный контейнер в соседнем дворе. И поехал покупать новые. А еще заехал за продуктами, набил ими два больших пакета, прихватив зачем-то еще по бутылке коньяка и «мартини».
Осторожно вошел в тихую квартиру, на кухне разложил по полочкам холодильника привезенную снедь, бесшумно прошел в спальную. Настя лежала на кровати, но уже не под пледом, а под одеялом, из-под которого высунулось ее голое плечо. Он взглянул на это плечико, беззащитное и такое притягательное, а потом снова очень тихо вышел.
Глава восьмая
Утром он проснулся, не понимая, ночь сейчас или уже день. Шторы в спальне плотно прикрывали окна, в комнате было темно. Владимир Васильевич вспомнил, что было накануне, и зажмурился. Вспомнил не день: то, что произошло ранним утром на лесном озере, осталось далеко – в той прежней жизни, в которой не было Насти и счастья, переполнявшего его сейчас.
Накануне он, оставив ее в спальне, вернулся на кухню и попытался приготовить хоть что-то на обед. Но по своей холостяцкой привычке набрал замороженных полуфабрикатов, начал их размораживать, потом раскладывал по тарелкам нарезки колбасы и сыров… Настя неожиданно и очень тихо подошла сзади, обняла его и прижалась молча. Он боялся обернуться, но она сама отстранилась и спросила:
– Почему меня не позвал? Я бы все приготовила.
Он обернулся и увидел ее в широкой спортивной майке и тонких лосинах, обтягивающих ее стройные ноги.
– Откуда все это? – удивился Высоков.
– Так мы же собирались там в палатке ночевать, вот я и прихватила…
И тут же лицо ее стало печальным: вероятно, она вспомнила все, что произошло на озере. Но все равно она открыла дверцу холодильника и заглянула внутрь:
– Посмотрим, что тут у нас еще есть?
Дальше она готовила уже одна. Владимир Васильевич наблюдал за ее действиями и восхищался, а девушка рассказывала, как она работала в миланском ресторане, где заходила на кухню и внимательно следила за работой поваров, хотя они и сами не скрывали своих секретов, все рассказывали и показывали. Для Высокова она приготовила ризотто и тортеллини [1] . А на первое – суп минестроне [2] , но на этом решила не останавливаться и попросила Владимира принести пармезана, оливок и вина, желательно итальянского… Что он и сделал, купив заодно и колбас: пеппероне, салями…
1
Тортеллини – итальянские пельмени со шпинатом и сыром.
2
Суп из свежих овощей, подается в горячем или холодном виде.
Обед удался на славу. Они не просто наслаждались едой, а вели неторопливую беседу на разные темы, старательно обходя лишь одну… Сидели за столом долго, обед плавно перешел в ужин… Пили вино, а потом еще и танцевали… То, что случилось ночью, произошло не вследствие внезапно вспыхнувшей страсти, но по любви, которая уже давно сжигала и его, и ее…
Он проснулся в своей постели, вспомнил то, что было ночью… Зажмурился, но тут же открыл глаза, чтобы удостовериться, что все, что было между ними, – не сон, а сладостное обещание новой жизни, в которой не будет унылых дней и тягостных ночей, переполненных одиночеством, – теперь будет все иначе. Он повернул голову и не увидел ее. Прислушался, и ему показалось, что слышит голоса, но откуда они доносились – понятно не было: то ли с кухни, то ли из квартиры соседей за стеной. Высоков поднялся, отыскал на полу свои брюки и рубашку… Кто-то разговаривал в его квартире, но он не мог понять, кто именно: понятно, что Настя, но с кем… Он вышел из спальни, прошел по коридору и заглянул на кухню. Девушка сидела за столом и разговаривала с его мамой.