Открытие Антарктиды
Шрифт:
Войдя в пролив Кука и лавируя в оном при противном ветре, наконец 29 числа мы бросили якорь в заливе Королевы Шарлоты за островами Долгий и Матуарой, против корабельной бухты. И так наше плавание от Новой Голландии до сего места совершили мы в 21 день (при хорошем ветре можно б было кончить оное в одну неделю).
Лишь только мы стали на якорь, как несколько лодок, наполненных зеландцами, приблизились к нашим шлюпам. Их вид, одежда, лодки нас изумили, и мы с нетерпением желали скорее с ними познакомиться.
В пяти саженях от шлюпа лодки остановились. На одной из них встал поседевший старик и начал громким голосом кричать, обращаясь к нам и делая странные телодвижения: то возвышая, то понижая голос, он произносил довольно явственно некоторые слова и, казалось, в длинной речи своей то спрашивал нас, то рассказывал о себе, показывая свою силу и храбрость. Наконец он ее кончил и ожидал ответа. Мы знаками пригласили всех на шлюп. Не показывая никакого сомнения, старик взошел; другие оставались на лодках. Но когда изъявили мы согласие поцеловаться с его носом нашими и, после нескольких приветствий на их языке, упомянули о рыбе, то он с радостью приказал оной подать, и тогда все зеландцы, впрочем с некоторой робостью, один за другим взошли к нам. С каждым из них должны мы были целоваться носом и изъявлять радость пантомимами.
Рост имеют они средний; сложение тела довольно стройное до ног, которые по большей части искривлены, с толстыми и как будто бы распухшими коленями, что, вероятно, происходит от малого движения и сидения, поджавши ноги. Цвет лица имеют темно-оливковый; черты оного весьма значительны, и в черных их глазах горит огонь. Почти у всех на лице, а у некоторых на груди, руках и ногах выведены накалыванием правильные узоры, окрашенные навсегда остающейся темно-синей краской, от чего у многих нет бороды (у Г. Галкина я видел высушенную голову новозеландца, на которой кожа, волосы и узоры сохранены совершенно: редкость единственная!.
Две такие головы находятся в музее государственного Адмиралтейского департамента в С.-Петербурге.); уши проколоты, и у некоторых сии отверстия весьма велики – от постепенного увеличивания круглых костей, которые они, так как и обделанный зеленый камень, носят вместо серег. Черные, густые, длинные волосы висят в беспорядке по лицу: впрочем, некоторые их обрезают, а некоторые, собирая все вместе, завязывают на верху головы.
Одежда их довольно проста: род короткого полукафтанья с разрывами для рук, который на груди завязывают или застегивают базальтовой булавкой и подпоясывают тесьмой. Сия одежда сплетена очень искусно из известного льняного растения, выкрашена темно-желтой, а по краям черной краской. День нашего сюда прихода был холодный, посему многие из них приехали сверх оной в плащах, сделанных также из волокон льна, очень подобных так называемым буркам, которые носят наши горные жители. Оные весьма хорошо защищают от дождя и холода, что у Южного полюса испытали и наши баковые часовые, имея от них сей плащ. Обуви они не употребляют; многие имели ноги изъязвленные и бегали по палубе, чтоб их согреть.
На шею некоторые навешивают разным образом обделанный базальт, рыбьи кости, жемчужные раковины и проч. Иной, чтоб явиться во всем блеске своего убора, украсил оный воткнутыми в волосы разных цветов перьями, вместо нашей помады употребил рыбий жир и, прибавив оный к красному мелу, нарумянил сим составом свои щеки. Лодки зеландцев узки, и каждая составлена из нескольких деревьев; иногда две такие лодки связывают вместе посредством кольев, отчего они не могут быть опрокинуты волнением, хотя и не имеют отвода (т. е. дерева толщиной около трех дюймов, привязанного параллельно к лодке посредством кольев, укрепленных в оной под прямыми углами), который как зеландцы, так и другие дикие народы употребляют при одной лодке. Корма и нос украшены грубой резьбой, представляющей человеческую или собачью голову с высунутым языком и глазами из раковин; лодок с парусами мы не видели. В одной, садясь один за другим, могут поместиться более 10 человек.
Зеландцы, видев неоднократно европейцев, ничему не удивлялись на наших шлюпах, исключая некоторые редкости, которые они рассматривали с любопытством. Железные вещи, коих достоинство они знали из опыта, нравились им более всего. Зная, как они скупы и как дорого ценят собственность, мы почли за нужное при начале нашего торга подражать им и не показывать вещей значительных. Во время Кука они многому предпочитали бутылки и рубашки, а теперь за первые не хотели дать простой удочки. Гвозди привели их в восторг: каждый наперебой предлагал за них то раковину, то удочку, то базальтовый топор и проч.
За большой гвоздь они давали вещь лучшую, и, словом, так хорошо знали всему цену, что заставили нас быть очень осторожными в нашем торге. Когда казалось, что у них нет уже ничего, мы показали ножи. От радости они начали прыгать, кричать и протягивать свои руки, чтоб им подарили, но несоглашение наше открыло их хитрость: один за другим стали вынимать из пазухи вещи из зеленого камня и раковин, лучше отделанные. Наконец они отдали нам все, что имели. Начальник приехавших к нам зеландцев отправился на восток, где от капитана получил в подарок топор. Радость его была чрезмерна. Он всеми возможными знаками изъявлял, сколько для него оный полезен: целовался со всеми своим носом и, казалось, к другим вещам был равнодушен.
Во все дни нашего здесь пребывания зеландцы приезжали на шлюпы часу в 10 утра и оставались до вечера; променяв свои вещи, они у нас обедали: ели с аппетитом наши сухари, горох, кашу и сахар. Солонина им не совсем нравилась; до свинины также не были охотники, а рома и вина не могли пить. Иногда помогали они нашим матросам в работе, за что прилежные получали гвозди; иногда, развеселясь, доставляли нам удовольствие видеть их пляску и слышать песни. Для сего становились в один ряд человек 15; один из них, стукнув ногой, начинал петь (в середине стиха вдруг следовал общий, довольно скорый, дикий крик), то поднимая вверх, то протягивая, то опуская вниз руки; крепко стуча ногами, коверкаясь всем телом и делая бешеные лица, заключили сию песню, став на одно колено, адским протяжным смехом. Матросы наши весьма хорошо их переняли, и на шлюпе у Южного полюса, где ежедневные опасности приводили душу в уныние, развеселяли иногда всех таким подражанием.
На третий день мы вздумали заплатить визит нашим ежедневным гостям и поехали в их селения, находящиеся на противном острову Матуаре берегу. Хотя казалось, что зеландцы очень к нам расположены, но мы взяли с собой вооруженных матросов, и все офицеры имели ружья. Против приятелей, которые съели английских и французских мореходцев и которые с великим удовольствием около нас прыгали, когда мы показывали им свои руки и грудь, предосторожность казалась не излишней.
Лишь только мы вышли на берег, как три зеландца нас встретили и предложили удочки. По-видимому, они нас не боялись; но мы заместили несколько человек, побежавших в лес. Это были женщины. Ласковое наше обращение с мужчинами возбудило наконец и их к нам доверенность, и одна за другой выходили из лесу. Будучи малорослы и толсты, с черными, длинными, в беспорядке висящими по лицу волосами, с наколотыми и окрашенными синей краской губами, от лица до ног вымазанные рыбьим жиром и желтой краской, имея замаранную, наполненную насекомыми и не завязанную на груди одежду, заставили они русских путешественников отвратить от себя взор.