Открытие Джи - Джи
Шрифт:
Официант Юл с удовлетворением подтолкнул стоящего рядом Бонара. Конечно, ученые подняли первый тост за королеву. Королеве Виктории было уже более восьмидесяти лет. Именно при ней территория, захваченная Англией, во всех странах света превысила в сто девять раз площадь самого британского острова.
Тем временем за столом нарастало оживление.
— Джентльмены, — продолжал Томсон, — я хотел бы предложить следующий тост за наших учителей и в первую очередь за Бальфура Стюарта, он был не только для меня, учившегося в Манчестере, прекрасным
Он взглянул в сторону Вильсона — ученика Стюарта. Потом перевел взгляд на Резерфорда, также учившегося в Новой Зеландии по учебнику Бальфура Стюарта.
И тут произошло неожиданное. За дальним столиком у окна молодой человек во фраке подозвал официанта и быстро написал какую-то фразу на бумажной салфетке. Бонар сразу же передал записку Томсону.
Джи-Джи, сделав паузу, принял из рук официанта записку. Прочтя ее, он удивленно вскинул брови и, сказав: «Сейчас…», — подошел к столику молодого человека.
Кавендишевское физическое общество было уже порядком разгорячено. Внесли блюда с жареными куропатками и непременную горячую говядину со сливовой подливкой. Разговоры становились живее, пока Джи-Джи, стоя у столика незнакомца, слушал его, держа записку в руке.
Ланжевен задумчиво посматривал на усталого и поникшего Вильсона, сидевшего напротив него. Чарльз мало пил и чувствовал себя явно не в своей тарелке. Ланжевен завел с ним разговор:
— Равенства в науке, конечно, быть не может, — сказал он и подал официанту знак, чтобы принесли еще бутылку вина. — Не может быть равенства между талантом и бездарностью, — добавил он. — Но сейчас я говорю совсем о другом — о равенстве в условиях научной работы. О каком равенстве может идти речь, если тебе приходится ютиться в каморке, где с потолка капает?
— Поль, здесь не место, — тихо сказал Вильсон. — И это неважно.
Ланжевен взорвался.
— Потому что ты считаешь себя величиной второго порядка, черт возьми! И желаешь, чтобы мы с этим согласились!
— Ланжевен, умерь свой французский пыл, — сказал Таунсенд.
Бонар, наливавший вино в бокал Ланжевена, остановился и, взглянув ему в лицо, спросил:
— Мсье — француз?
— Да, черт возьми, и поэтому меня волнуют проблемы равенства больше, чем этих хладнокровных бриттов!
Разгоряченный Ланжевен вскочил на стул.
— Я спою вам настоящую песню равенства и свободы! — крикнул он.
Отречемся от старого мира, Отряхнем его прах с наших ног. Нам не нужно златого кумира, Ненавистен нам царский чертог!Он пел, слегка покачиваясь в такт и свободно отбивая ритм правой рукой. Он стоял на стуле как на эстраде, чуть отставив правую ногу, и прямо глядел в лица слушателей.
Англичане сдержанно слушали. Когда Поль кончил, старый Бонар подошел к нему. Ланжевен спрыгнул со стула, и француз, обняв его, поцеловал.
Между тем Джи-Джи вернулся от джентльмена, сидевшего у окна. По его непроницаемому лицу нельзя было ничего угадать.
— Таунсенд, передайте, пожалуйста, бутылку шамбертена ко мне.
Драгоценная бутылка поплыла к председателю. Он налил в бокал душистую влагу, напоенную солнцем тридцать лет тому назад.
— Я предлагаю тост, джентльмены, — провозгласил Томсон, окинув присутствующих острым взглядом, — за того, кто станет виновником торжества нашего следующего банкета! Я пью за Чарльза Вильсона!
Зимняя сказка
Это произошло в канун рождества, как во всех английских зимних сказках. Томсон сидел в гостиной, освещенной свечами, и смотрел, как Джордж выводит из комнаты упирающегося щенка колли, которого он только сегодня получил в подарок. Миссис Томсон поставила на стол традиционный рождественский пирог, в котором Джордж должен был найти золотую монету. Тончайший нюх лакомки и исследователя всегда приводил его туда, где таилась эта монета, приносящая удачу в новом году. После этого он имел право потребовать рождественскую сказку. Обещание тут же выполнялось.
— Скажи, Джозеф, кто был тот молодой человек, к которому ты подошел вчера на банкете? Мне рассказывал Сили Таунсенд. — Миссис Роза-Элизабет зажгла последнюю свечу и села в кресло.
Томсон улыбнулся.
— Мы не допускаем женщин в наши клубы, но они тем не менее желают знать о нас все.
— Но ведь это был не клуб, а ужин в ресторане. Говорят, Ланжевен вел себя неприлично.
— Чепуха. Прекрасно спел «Марсельезу».
— Но какой-то официант будто бы бросился ему на шею.
— Возможно.
— А ты в это время разговаривал с неизвестным? Джи-Джи сделал непроницаемое лицо.
— Ну, право, Джо, неужели ты не можешь нам рассказать, кто был этот таинственный незнакомец? Сегодня же рождественский вечер, и полагается рассказывать удивительные истории…
— Только не без меня! — вскричал Джордж, вбегая в комнату.
— Где же твой Джерри? — спросил отец.
— Заснул у камина. Отличный пес. Будет ходить со мной на охоту.
— Но ты забыл, что он боится выстрелов.
— Я его приучу. Смелость можно воспитывать.
— Поэтому ты так любишь страшные истории?
— А сегодня будет страшная?
Джи-Джи рассмеялся. Он вынул из кармана какую-то тонкую книжку и положил ее подле себя обложкой вниз.
— Много лет тому назад, Джордж, когда я был лишь ненамного старше тебя, мы сидели вот так же у камина и слушали историю, которую рассказывал нам мистер Бальфур Стюарт.
— Он был весьма краток, Джо, — вмешалась бабушка, гостившая в доме Томсонов. — Мне пришлось задавать ему много вопросов, прежде чем он признался, что рассказ о человеке-невидимке написал не он, а его бывшая невеста. Трагическая история…