Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира
Шрифт:
Сейчас нам кажется, что ларьки с сувенирами, туристские автобусы и целая армия неуклюжих водителей-новичков в домах-автоприцепах портят высокогорные перевалы Альп и Пиренеев, но все это – лишь бледная тень тех временных паломнических городков, которые когда-то возникали каждый год. Богородица из Эаса (H'eas), безлюдного и унылого места в Пиренеях, когда-то привлекала к себе по 12 тысяч человек одновременно. Паломники приходили пешком, устраивались на время в зловонных лачугах, пили всю ночь и рассказывали истории про местную Богородицу и про то, как каменщики, строившие здесь часовню, питались молоком коз, которые загадочным образом вовремя убегали, чтобы каменщики их не съели. На рассвете служили мессу, и давка была такая, что помощник священника отгонял людей от алтаря палкой. В это время другая толпа паломников облепляла скалу, на которой Богородица явилась людям, и стучали по камню молотками, трудясь и грохоча, как кузнецы: они откалывали от скалы кусок, чтобы потом размолоть этот святой камень в порошок и проглотить, смешав со святой водой.
Было много попыток прекратить эти шумные
Излечивались паломники от болезней или нет, но они в любом случае были жизненно необходимы для процветания и счастья многих местностей. На ярмарках бывали в основном мужчины, а на богомолье могла пойти вся община. Паломничество давало возможность обменяться новостями, увидеть другие места и отдохнуть. Отчасти именно поэтому жители Лурда всегда отправлялись лечиться у Девы Марии куда-нибудь еще. До появления велосипедов и железных дорог паломничество расширяло и объединяло в одно целое территории торговли, и, возможно, этим объясняется, что очень много Пресвятых Дев явились людям в местах, расположенных между территориями, сельское хозяйство которых отличалось по набору производимых продуктов. Как ярмарки помогали улучшить породу скота, так паломничество, которое некоторые наблюдатели грубо называли «оргиями», способствовало улучшению породы людей. Во время паломничества к святой Боме в Сент-Бом на юге Прованса жители каждой деревни устраивали в лесу отдельный лагерь и обороняли его, но влюбленные приходили на свидание по ночам, и репутация святой Бомы, специалистки по устройству браков, никогда серьезно не страдала.
Паломничество прежде всего было обрядовым походом, о котором человек потом вспоминал с гордостью. В той части Бургундии, где вырос Ретиф де ля Бретон, юноша, который никогда не бывал в Мон-Сен-Мишеле (до него было 300 миль), «считался трусом», а девушка, ни разу не посетившая гробницу святой Рэн (Регины), «казалась недостаточно скромной». Паломничество могло быть единственным долгим путешествием за всю жизнь человека. В Провансе в течение бесчисленных веков голые пустынные склоны многих гор были усеяны маленькими кучками из камней и принесенных по обету даров: так люди отмечали свою единственную в жизни дальнюю дорогу. Теперь большинство мест паломничества вычищены и аккуратно убраны, и почувствовать, какое пронзительное личное чувство было связано с этими дарами, легче всего на верхних склонах горы Мон-Венту. Через это похожее на лунный ландшафт место все лето едет поток полных спокойной радости велосипедистов. Они оставляют там бутылки с водой, камеры шин или камни в память об английском гонщике Томе Симпсоне, который не выдержал нагрузки и умер на этих склонах во время гонки «Тур де Франс» 1967 года. Футболка, которая была на нем в момент смерти, находится среди других реликвий в Арманьяке, в часовне, посвященной Богородице велосипедистов.
Приезжий, оказавшись в этой стране независимых святых и паломников, мог бы вполне обоснованно спросить: где же во всем этом церковь? Где же золотой век религии, когда смиренные крестьяне шли к священнику за руководством и спасением?
Любимый деревенский священник, главный персонаж художественной прозы романтиков, на самом деле был большой редкостью. Большинство людей считали, что человек в черной рясе должен быть полезным – так же, как врач, змеелов или ведьма. Он должен был охотно писать рекомендательные письма и не быть в них слишком точным, читать газету и разъяснять указы правительства. Он также должен был уметь привести в действие нужные нити в мире духов, влиять на погоду и излечивать людей и животных от бешенства. (Этим частично объясняется то, что Луи Пастера стали почитать почти как бога, когда он в 1885 году изобрел вакцину против бешенства.) Разумеется, священник оказывался в трудном положении. Если он откажется звонить в колокола, чтобы предотвратить град, он бесполезен; если зазвонит, а град все же посыплется, он бессилен. В 1874 году приходский священник деревни Бурньяк в Лимузене отказался присоединиться к «языческой» процессии, когда местные жители молились о хорошем урожае. Разумеется, пошел град, урожай пропал, и священника пришлось спасать от разгневанной толпы. Бедняку-издольщику, который был во главе этой толпы, поведение служителя церкви казалось лишенным всякого смысла: «Почему священник, который проповедует религию, пытается ее уничтожить?»
Если у священника было мало магической силы, его считали назойливым ворчуном, который лезет в чужие дела и портит людям удовольствие. Никто не мог хорошо относиться к чужаку, который пытается запретить людям отмечать праздники на кладбище, разговаривать и ходить по церкви во время обедни и приводить своих животных в церковь, чтобы они получили благословение. Знаменитый приходский священник из городка Ар Жан-Мари Виане (1786 – 1859), к которому стали ходить на богомолье, был единственным священником, который сумел отучить своих прихожан от танцев и выпивки. В 1925 году он был канонизирован католической церковью и стал святым покровителем приходских священников, но это не было типичным явлением. Большинство других священников, которые добились любви своих прихожан, завоевали их сердца тем, что заключили молчаливый компромисс с языческим миром. Поскольку священники по большей части были сыновьями ремесленников и крестьян, у многих из них были те же страхи и мечты, что у их паствы. В 1770-х годах священник из одного прихода возле города Ош возглашал перед мессой: «Чародеи и чародейки, колдуны и ведьмы, покиньте церковь: начинается Святая жертва!» При этом несколько человек из паствы вставали и уходили.
Никто не может точно сказать, что значила церковь для людей, которые жили в страхе перед злыми духами, ставили свечи своему святому и окропляли свои поля святой водой. Статистические карты духовной жизни Франции, кажется, показывают определенную стойкую закономерность. В 1790 году власти потребовали, чтобы священники дали присягу на верность конституции и признали, что они в первую очередь слуги государства. Больше половины всех приходских священников присягнули, но в некоторых местностях более трех четвертей отказались это сделать, вероятно при поддержке своей паствы. На тех территориях, где сопротивление было самым сильным, – запад Франции от Вандеи до Кальвадоса, север и северо-восток, южная часть Центрального массива и значительная часть юга, – через сто лет посещаемость церквей была самой высокой.
Однако это предположение не обязательно соответствует действительности. То, что человек просто пришел на службу в церковь, доказывало его религиозность тогда не больше, чем сегодня. В департаменте Вар на юго-востоке Прованса многие священники присягнули на верность правительству, и посещаемость церквей была низкой, но на народных праздниках было очень много людей и паломничество совершали тоже очень многие. В соседнем департаменте Нижние Альпы посещаемость церквей была высокая, но прихожане вели себя так, что лишь самый большой оптимист среди епископов мог бы истолковать их присутствие как признак преданности народа церкви. В 1759 году капеллан из Рибье угрожал своим прихожанам, что отлучит их от церкви, если они откажутся сотрудничать с полицией в расследовании преступления. Женщины-прихожанки ворвались в алтарь, сорвали со священника парик, разломали на части кресты, предназначенные для процессий, и избили его обломками. Они явно беспокоились не о своих бессмертных душах, а о том, как его священническая магия может повлиять на урожай. Не все акты насилия против служителей церкви были делом рук атеистов-революционеров.
Кажется, достоверно известно лишь одно: Франция была католической страной в том смысле, что не была страной протестантской. И даже эта характеристика не была такой четкой, как кажется [21] . Военные действия против протестантов в Севеннах после отмены Нантского эдикта (1685) имели некоторую поддержку в народе. Во время революции в Тулузе и Ниме были люди, которые верили, что Эдикт о терпимости (1787) и присяга на верность конституции (1790 – 1791) – часть протестантского заговора. Через пятьдесят лет после этого в Ниме и Монпелье, в основном среди буржуазии, следы старой религиозной вражды проявлялись в том, кому из политиков человек хранил верность, в какой части города жил и из какой семьи мужчина выбирал себе жену или женщина мужа. Но немало было и проявлений веротерпимости или равнодушия к религии. В начале 1800-х годов священники в Перигоре и Борделе были очень огорчены, обнаружив «взаимную любовь» между католиками и протестантами. В Эльзасе еще в 1860-х годах действовали «смешанные» церкви, где хоры предназначались для католиков и закрывались занавесом или решеткой во время протестантского богослужения. В Оверни, Лимузене и Перигоре некоторые общины за одну ночь в полном составе перешли в протестантизм, когда католическая церковь сделалась слишком требовательной, начала навязчиво вмешиваться в их дела и стала обходиться им слишком дорого.
21
В середине XIX в. протестанты составляли примерно 22 процента населения Франции, то есть чуть больше 833 тысяч человек. Четыре пятых протестантского населения было сосредоточено в Эльзасе и вокруг Монбельяра (лютеране), в районе Нима и Западном Провансе и в узкой, похожей на полумесяц полосе от Монпелье до Ла-Рошели и Пуату (кальвинисты, иначе гугеноты). (Примеч. авт.)
В истории гонений за веру есть особые даты и памятные эпизоды. Следы веротерпимости найти труднее, если не считать случайные наблюдения посторонних людей. В 1878 году в дни преследования протестантов Роберт Льюис Стивенсон со своим ослом вошел в пограничный городок Флорак (департамент Лозер). Приехав из страны, где часто учинялось насилие по религиозным причинам, он посчитал местное сочетание долгой памяти с веротерпимостью замечательным:
«Я заметил, что протестанты и католики очень легко общаются друг с другом, и был очень удивлен, когда увидел, как жива здесь до сих пор память о религиозной войне…